Ловушка уверенности. История кризиса демократии от Первой мировой войны до наших дней

Японский фондовый рынок достиг своей вершины 29 декабря 1989 г. Потом пузырь лопнул. За год индекс Nikkei упал в 2 раза. В то же самое время лопнул пузырь японской недвижимости, а японские банки остались с горой плохих долгов. Эта внезапная встряска напугала, но мало кто увидел в ней повод для паники. Это была просто неизбежная коррекция, завершившая собой десятилетие беспрецедентного процветания, одна из необходимых остановок на пути Японии к политической и экономической зрелости. Американский фондовый рынок пережил не менее сильное падение в 1987 г., когда за несколько дней он упал сильнее и быстрее, чем в 1929 г., но, в отличие от 1929-го, вскоре восстановился. Паника быстро спала, а ненасытная потребительская экономика снова воспрянула духом. Япония, которой помогал американский спрос, тоже могла бы продемонстрировать свою устойчивость. Финансист Джордж Сорос подозревал, что японские власти были рады падению, а может быть даже и сами его подстроили, поскольку краткосрочное, но резкое потрясение помогло сбалансировать японскую экономику[79].

Но все вышло по-другому. 1990 год был не коррекцией, а началом затяжного упадка. Пузырь японского общемирового господства, которое должно было начаться в XXI в., тоже лопнул. Страна не проявила достаточной гибкости, когда надо было решить проблему смены курса. Государство поддержало плохие банки, а сети клиентов подключили разваливающиеся отрасли к системе жизнеобеспечения. Робкие японские потребители затянули пояса, и в стране началась дефляция. Власти на каждую неудачу отвечали спокойно – умеренными и нерадикальными попытками пробудить экономику. Но этих мер не хватало. Япония осталась богатой страной с комфортным уровнем жизни; средняя продолжительность жизни росла, а безработице не давали спуска. Японские избиратели в 1993 г. прогнали либералов, лишив их власти, но лишь для того, чтобы через год вернуть их. Ситуация никогда не была настолько плохой, чтобы это стало причиной для кризиса доверия к системе и чтобы политики были вынуждены попробовать нечто совершенно другое. В Японии начался застой.

В Индии Раджив Ганди и партия «Индийский национальный конгресс» проиграли на выборах в конце 1989 г. Это привело к новому периоду политической нестабильности: за два года сменилось четыре премьер-министра, поскольку коалиции то и дело разваливались, а конкурирующие фракции боролись за места. Ганди был убит во время избирательной кампании 1991 г., и в результате «Индийский национальный конгресс» вернулся к власти. В то же время индийская экономика достигла критической точки. В 1991 г. бюджет страны и дефицит платежного баланса приблизились к опасным показателям; у государства не хватало твердой валюты, чтобы платить по долгам. Нависла угроза дефолта. Новый премьер-министр, Нарасимха Рао, и его министр финансов, ученый-экономист Манмохан Сингх, обратились в МВФ за помощью.

Вместе они запустили ряд экономических реформ, которые были призваны повысить конкурентоспособность индийской экономики на глобальном рынке. Субсидии, тарифы и государственные монополии были упразднены; фиксированная обменная ставка осталась в прошлом; началась программа поощрения иностранных инвестиций. Индийское общество не голосовало за эти реформы; оно просто наблюдало, как их проводили, и согласилось с этими переменами, поскольку никак не могло помешать им. Кризис, наступивший сразу после выборов, дал новому правительству пространство для действия. МВФ применял и кнут, и пряник. В 1991 г. индийские политики попробовали нечто новое, хотя и не планировали этого и не слишком контролировали результаты. Кризис привел к изменению курса. Индийская демократия пошла по новому пути, пусть даже избиратели, когда начались перемены, оставались в лучшем случае в роли наблюдателей. Страна снова пришла в движение.