Ловушка уверенности. История кризиса демократии от Первой мировой войны до наших дней

Хабермас, разочарованный своей Родиной, переключил внимание на Европейский союз как политическое образование, дававшее больше надежд на возрождение республиканского духа. В этом новом экспериментальном политическом пространстве народы Европы могли получить шанс придумать нечто по-настоящему демократическое. Но и в этом случае Хабермас был разочарован. У политиков Европы были более прозаичные амбиции. Новая Германия представлялась им угрозой. Ее соседи твердо решили не повторять ошибок прошлого. Объединенная Германия должна была влиться в более широкое европейское сообщество, которое могло сдержать ее амбиции и приобщиться к ее процветанию. Франция особенно настаивала на том, что укрепление европейских связей должно стать ценой, которую немцам придется заплатить за то, чтобы снова стать единым государством. Французы нашли наилучший способ управлять своей судьбой, связав ее с судьбой Германии.

Важной задачей европейского проекта было создание единой валюты для стран – членов ЕС, которая должна была стать такой же сильной, как немецкая марка, распространив преимущества последней на весь континент. Германия, которая использовала свою сильную валюту для обеспечения воссоединения, теперь должна была отказаться от нее ради более широкого сообщества, к которому принадлежала страна. Легко высмеять идею евро как бюрократическую фантазию, навязанную народам Европы махинаторами с грандиозными замыслами, у которых нет никакого народного мандата. Однако люди в Европе по большей части разделяли эту мечту. Евро стал плодом демократических мечтаний, желания заполучить все сразу. Он родился из безрассудности и страха. Боязнь немецкого процветания совпала со стойким желанием урвать у него часть пирога. Это не было «постисторическим» примером чисто технического планирования. Напротив, эта была шаткая конструкция, построенная на вере в то, что волна исторического прогресса поддержит ее на плаву. Европейцы, вопреки предсказаниям Фукуямы, не ограничились управлением музеем политической истории. Они экспериментировали с протестированным будущим.

В 1992 г. Фукуяма опубликовал наконец книгу, основанную на его статье 1989 г. Она получила название «Конец истории и последний человек» [Fukuyama, 1992; Фукуама, 2010]. Это странная и не слишком удачная книга. Когда первоначальная статья готовилась к публикации в «National Interest», журнал заказал несколько откликов мыслителей, которые были напечатаны вместе с текстом Фукуямы. Похоже, что он принял близко к сердцу ответ своего бывшего учителя Алана Блума. У Блума было две претензии к тому, как Фукуяма изложил свои аргументы. Во-первых, по его мнению, Фукуяма связал свои идеи с мыслью немецкого философа-идеалиста начала XIX в. Гегеля («Вряд ли он вообще читал Гегеля», – отметил Дарендорф пренебрежительно). Блум думал, что его бывшему ученику, чтобы развить свой аргумент, нужен другой немец. Он выдвинул кандидатуру Ницше, истинного пророка пустоты, скрытой в центре демократической жизни. Во-вторых, Блум указал на то, что Фукуяма упустил наиболее вероятный современный образец для «постисторического» будущего. Таким образцом была не Западная Европа, которая позволяла лишь предугадать пустоту, ждущую нас в конце истории, а Япония, страна чайных церемоний и технического совершенства. Япония была процветающим, элегантным и скучным обществом, воплощающим в себе дух демократии на закате XX столетия, как новый образец добродетельной жизни, с которой никогда ничего значительного не происходит. Ее единственным соперником был американский консюмеризм, который был таким же пустым, но более беспокойным. По словам Блума, в будущем будет идти конкуренция между «американизацией Японии и японизацией Америки. При совершенно ничтожных ставках»[80].

Фукуяма буквально последовал за Блумом. В «Конце истории» воспроизводится строка из Блума про Японию, почти слово в слово (но оба этих автора повторяли аргументы французского философа Александра Кожева, чьим учеником был Блум). В то же время в книге было очень много Ницше, в том числе и в подзаголовке («последний человек» у Ницше – это название обитателей современных обществ, лишенных страсти и амбиций: они живут мирной и удобной жизнью, будучи духовными трупами). Фукуяма сетует на бессмысленность, которая наступит в конце истории, и хотя он отказывается уступать нигилизму, о культурной пустыне, которая ждет его впереди, он рассуждает в достаточно мрачных тонах. Скорее, он бессознательно воспроизводит другого немца – Томаса Манна периода 1918 г., когда тот тоже начитался Ницше, что не пошло ему на пользу. В момент триумфа демократии всегда возникает искушение уступить тихим радостям интеллектуального отчаяния.