Ловушка уверенности. История кризиса демократии от Первой мировой войны до наших дней

Но в одном отношении Америка все еще оставалась собой – она верила в демократическое обновление. То, что политика на момент кризиса 2008 г. оказалась настолько сумбурной, отчасти объясняется тем, что кризис совпал с президентскими выборами. Эти выборы воскресили в памяти 1933 г., когда перемены в Белом доме позволили наконец прорваться через затор экономического кризиса. В 2008 г., в отличие от 1933-го, природа перемен была ясна каждому. Рузвельт, собственно говоря, был просто еще одним политиком. Обама был чем-то большим – первым афроамериканцем в Белом доме. Никакое другое изменение не могло быть более заметным и не могло иметь большего символического значения. Однако в демократии перемены, которые можно увидеть и на которые возлагается наибольшее число надежд, часто оказываются иллюзорными. Демократии могут обновляться без реальных изменений, и точно так же они порой могут изменяться, хотя никто ничего не замечает. Обама в этом кризисе не был проводником изменений. Во многих отношениях он стал воплощением неподатливости кризиса, невозможности с ним справиться.

Последствия кризиса 2008 г. все еще дают о себе знать на момент написания этой книги (начало 2013 г.). Это был трагический момент, но также и начало неопределенного, открытого переходного периода. Жить в это время – значит понять, как могут взаимодействовать друг с другом две стороны демократии, нетерпеливость и покорность. Но пока мы не поняли, как работать с напряжением между ними.

Расплата

Период с 1989 по 2008 г. был отмечен одновременно непрерывностью и разрывом. Непрерывность можно было увидеть в экономической ситуации. Разрыв – в международных делах. Непрерывность плоха для демократий, поскольку она порождает самодовольство и самотек. Разрыв плох, поскольку он создает импульсивность и агрессию. Это сочетание оказалось чрезмерно опасным.

Этот период получил название «Великого успокоения», потому что крупные экономики (исключая Японию) показывали в этот период удивительно стабильный рост в сочетании с низкой инфляцией и подъемом фондовых рынков. Вечные шараханья от бума к краху остались, казалось, в прошлом, по крайней мере на Западе; последняя заметная рецессия до 2008 г. – та, что привела Билла Клинтона в Белый дом в 1992 г. Независимые от государства центробанки получили инструменты, позволяющие справляться с надвигающимися кризисами. Выборные политики понимали, насколько важно позволить им делать свою работу. Все казалось умиротворенным, успокоенным, регулярным. Создалось впечатление, что конец «холодной войны» привел к созданию волшебного эликсира, который позволил зрелому капитализму наконец-то устояться. В 1999 г. был безо всяких накладок запущен евро, и Европа по-прежнему процветала. На границах нового глобального благосостояния все еще случались неожиданные потрясения, наиболее значительным из которых стал кризис в Восточной Азии в 1997 г. Однако Запад перенес эти волнения довольно спокойно. Тем, у кого были деньги, новый финансовый порядок представлялся верной ставкой.

Но также это был период Великого разрыва – терактов 11 сентября 2001 г. Результатом стала внезапная трансформация климата международной политики. Едва ли не за один день мир, который, казалось, пребывал, в мире, перешел на военное положение. Западные демократии, несмотря на свою растущую экономическую устойчивость, внезапно почувствовали себя ранимыми и уязвимыми; им грозил враг, который мог быть везде и нигде. Также они все больше ссорились друг с другом. Американская позиция по отношению к угрозе «Аль-Каиды» существенно отличалась от настроений в странах Западной Европы, где мало кто хотел начинать в ответ войну. Катастрофа 11 сентября сделала свое дело – напугала главные демократии и разобщила их. В этом отношении те, кто ее устроил, достигли ряда своих целей.

Полномасштабная война с терроризмом, которая началась в 2001 г. с возглавляемого американцами вторжения в Афганистан и продолжилась вторжением в Ирак в 2003 г., оказалась дорогостоящей ошибкой. Стимулами для нее стали испуг, страх и желание отомстить. Врагу, который был везде и нигде, следовало найти дом, чтобы можно было куда-то ударить, хотя в случае Ирака выяснилось, что врага там не было (по крайней мере до тех пор, пока туда не вторглись американцы). Война дала возможность показать во всей красе мощь американской военной техники, но на самом деле она продемонстрировала то, что даже самое совершенное оружие остается все еще слишком неточным и неразборчивым, чтобы сделать свою работу и не нанести значительного непреднамеренного ущерба.