В конце концов его взор слабеет, и он не знает, действительно ли это вокруг него стало темно или это только обманывают его глаза. Однако и сейчас он не может не распознать в этой темноте сияния, негасимо льющегося из дверей закона. Только жить ему уже осталось недолго. Перед смертью опыт всей его жизни собирается в его голове в один-единственный вопрос, который он еще не задавал привратнику. Он слабо машет ему рукой, потому что больше не может выпрямить свое немеющее тело. Привратник вынужден глубоко склониться к нему, ибо разница в росте изменилась отнюдь не в пользу человека. “Что же тебе сейчас еще хочется знать? – вопрошает привратник. – Ты и впрямь ненасытен”. “Все ведь так стремятся к закону, – говорит человек, – почему же тогда за многие годы никто, кроме меня, не потребовал войти в него?”
Привратник видит, что человек уже находится при смерти, и, чтобы достичь его затухающего слуха, громко кричит ему: “Здесь никто больше не мог получить разрешения на вход, ибо этот вход был предназначен лишь для тебя одного! Сейчас я уйду и закрою его”»[2]
.Экзистенциальные вызовы
Красивая глубокая притча, наполненная тоской и печалью. Тоской за непрожитую жизнь, печалью, что все так случилось. Ее герой умер в ожидании жизни, ему не хватило мужества для того, чтобы встретиться в этой жизни с собой.
Явно или подспудно эта тема звучит в жизни каждого человека, обостряясь в периоды кризисов.
«Кто я?», «Для чего я пришел в этот мир?», «Так ли я живу?», «Свою ли я проживаю жизнь?», «С теми ли я живу, с кем хочу жить?» – эти вопросы хотя бы раз в жизни встают перед каждым из нас.
Уже сама их постановка требует от человека определенного мужества, так как предполагает необходимость честной инвентаризации своей жизни и встречи с собой подлинным. Именно об этом еще один известный текст.
Старый еврей Авраам, умирая, подозвал к себе своих детей и говорит им:
– Когда я умру и предстану перед Господом, то он не спросит меня: «Авраам, почему ты не был Моисеем?» И не спросит: «Авраам, почему ты не был Даниилом?» Он спросит меня: «Авраам, почему ты не был Авраамом?»
Встреча с собой неизбежно обостряет тревогу, так как ставит человека перед выбором между
Спокойствие или тревога?
Выбирая в жизни привычное, знакомое, устоявшееся, мы выбираем спокойствие и стабильность. Мы выбираем знакомые пути, сохраняем уверенность в том, что завтрашний день будет похож на сегодняшний, полагаемся на других. Выбирая новое, мы выбираем тревогу, так как остаемся один на один с собой. Это как ехать в поезде, зная, что у тебя есть гарантированное место, определенный маршрут, гарантированный минимум удобств (в зависимости от класса вагона), конечный пункт. Выйдешь из поезда – и сразу откроются новые возможности, но одновременно и повысится тревога и непредсказуемость. И для того, чтобы выйти из чужого поезда, нужно мужество, мужество положиться на себя и на судьбу.
Выбор же спокойствия и стабильности приводит к отказу от развития и в итоге к отчуждению от самого себя, принятию ложного представления о себе. И тогда неизбежно оказываешься перед
Быть собой – значит быть живым, рисковать, делать выбор, встречаться с собой подлинным, со своими желаниями, потребностями, чувствами и неизбежно сталкиваться с тревогой неопределенности. Быть собой – значит отказываться от фальшивых образов, снимать с себя, как с луковицы, слой за слоем
Так случается, что, находясь в ситуации выбора, мы неизбежно встречаемся с выбором между собой и другими. Поскольку выбор себя нередко предполагает отвержение другого, то сама процедура выбора для человека часто становится крайне мучительной.
И здесь бы не скатиться в крайности, так как за них придется заплатить высокую цену. Цена альтруизма (
Тем не менее нередко человек, подобно герою притчи, вынужден делать выбор не в пользу себя и своего жизненного пути.
Эта цена – любовь. Величайшая человеческая потребность – потребность быть любимым. Взрослые – кто осознанно, а кто интуитивно – знают об этом и пользуются этим знанием, воспитывая своих детей. «Будь таким, как я хочу, и я тебя буду любить» – вот нехитрая, но действенная формула, провоцирующая в ребенке отказ от своего Я.