— Я в норме, — говорю ей. — Просто болит голова.
Не поцеловать ее, было, безусловно, правильно.
И все же я ещё сожалею об этом.
— Что ж, — говорит она, присаживаясь на край моего стола, короткая юбка приподнимается, демонстрируя ноги. — Честно не знаю, что делать. Я никогда никому не ставила оценки. Не уверена, что такое хорошее эссе, а что такое плохое.
Я поднимаю бровь.
— Конечно же, вы знаете, что такое плохое эссе.
Она пожимает плечами.
Я объясняю:
— Смотрите, просто подумайте о своих эссе и оценках, которые вы за них получали. Выберите свою высшую оценку и работайте в обратном направлении. Если эти эссе не дотягивают, ставьте оценку ниже. Или, если вы заметили худшее эссе в куче, оцените его соответственно другим.
— Просто здесь так много власти, — она кладёт руку себе на грудь. — Если бы я захотела, то могла бы погубить жизни этих студентов. Полностью разрушить их.
Я хмуро смотрю на нее.
— Вы могли бы, но вы не будете. Они старшекурсники. Просто дети. К концу семестра вы получите лучшее представление о том, кто делает добро и кто в нем терпит неудачу, но сейчас вы должны указать им направление и дать надежду. Будьте как можно более конструктивной.
— Не думаете, я могла бы лучше оценить их работы, если бы лучше понимала, как мыслит ваш мозг?
Я саркастично улыбаюсь и стучу по голове.
— Поверьте мне, вы не захотите копаться в этом мозге.
— Вы будете удивлены, профессор Голубые глазки.
Все во мне замирает.
— Как вы меня назвали? — удается спросить мне, мой голос твердый.
— Вы же помните прозвище, которое вам дала Наташа, разве нет? — спрашивает она, звуча так невинно.
Я пытаюсь что-то сказать, и чем дольше молчу, тем более самодовольной она выглядит.
— Это довольно неуместно, — говорю ей. — Пожалуйста, не называйте меня так.
— Приносит плохие воспоминания, да?
Вспышка гнева загорается в груди.
— Вы сами сказали забыть ее. А это вряд ли поможет.
Она проводит пальцем по моему столу.
— О, не думаю, что вы когда-нибудь забудете ее, профессор МакГрегор. Я знаю, как выглядит влюбленный человек.
— Мелисса, — резко говорю я, — если это все, что вы хотели обсудить со мной, боюсь, я вынужден попросить вас уйти.
— Так попросите меня уйти.
Я киваю на дверь.
— Вон чертова дверь. Используйте ее. И в следующий раз, когда вам понадобится настоящая помощь с чем-то, не забудьте придерживаться темы вопроса. Вы можете помочь мне в моем классе, но это все, что вы делаете - помогаете. Я здесь - учитель, и я отвечаю за ваши оценки и ваше будущее. Не забывайте об этом.
Она поднимает брови.
— Вы мне угрожаете?
Я качаю головой, челюсть сжата.
— Пожалуйста, если это все, просто уйдите. У меня много работы.
Она прищуривается, глядя на меня, и спрыгивает со стола.
— Отлично. Я последний раз прошу своего учителя о помощи.
Она собирает свои бумаги и, хлопнув дверью, выходит из кабинета.
Я с облегчением вздыхаю.
Чертов гребаный ад. Какого хрена сейчас было?
Когда она пришла в первый раз, я списал это на сверхзаботу о подруге. Теперь не знаю, что и думать. Она или ненавидит меня или хочет забраться мне под кожу... или совсем противоположное. И она хочет забраться мне под кожу, определенно.
Хотел бы я поговорить с Наташей об этом. Я не разговаривал с ней с момента нашего свидания, или встречи, черт знает, что это было. Я много раз пытался написать ей письмо, но все продолжал стирать гребаный текст. Я не знаю, что сказать, не знаю, как выразить то, что именно хочу от нее. Я и сам не до конца понимаю.
Но я знаю, что мне необходимо снова увидеть ее.
И скоро.
Я принимаю решение и просто начинаю писать.
Я точно знаю, что наличие собаки помогает любому мужчине в делах с женщинами. Имею в виду, просто взгляните на Лаклана. Хорошо, это плохой пример, ублюдок мог заполучить любую женщину и без помощи собак, но все же. Возможно, я спасал Винтера совсем не с этой целью, но это не помешает мне использовать его таким образом.
Я жду ответа, раздумывая, на занятии ли она. Подумываю о том, чтобы поискать ее в системе и посмотреть ее расписание, но тут компьютер издает сигнал, когда приходит ответ.