Ложь для тебя

— Мама, ты будто читаешь мои мысли. Я как раз подумал, как сильно мне хочется чего-нибудь сладенького.

— Отлично. Я схожу за тарелками.

Привстав, Серафима начинает собирать посуду со стола.

Увидев в этом возможность улизнуть, я тоже отодвигаюсь от стола:

— Я помогу вам убрать.

— Вот еще! Вы наша гостья. У меня и в мыслях не было утруждать вас хлопотами, пока вы не придете к нам на следующий обед, — широко улыбаясь, Серафима переводит взгляд на Ребела. — Милый, будь добр, помоги мне.

— Конечно, мам.

Его голос звучит настолько буднично, что я не понимаю, расстроен он или обрадовался такой просьбе. Иногда Ребела так сложно понять; тем не менее, он выходит из-за стола и начинает помогать. Я, наконец, чувствую себя в безопасности, но внезапно он тормозит на выходе из комнаты и спрашивает:

— Эй, Джозефин, как ты сказала, чем ты зарабатываешь на жизнь?

Он знает, что я ничего про этого не говорила. И поднимает тему, которую я боялась больше всего… до этого момента. И теперь из-за его длинного языка у меня не остается выбора. Мне придется сказать правду, и он это понимает. Я грозно, как я надеюсь, смотрю на него, что, впрочем, может показаться совсем другим из-за накатившей на меня волны ужаса.

Не уверена, оставался ли он стоять неподвижно, или же просто упивался своим превосходством, но то, как он выглядит, действительно вторит его имени — Ребел⁴. Запустив мину замедленного действия, он оставляет меня самой разбираться с последствиями.

Винсент и Рансом, словно зрители, с нетерпением ждут дальнейшего представления. У меня скрутило живот, и я, разгладив складки платья и прочистив горло, тихо говорю:

— Я танцую.

Я намеренно формулирую это расплывчато, надеясь, что Госпожа Удача сегодня на моей стороне, и они не решатся вникать глубже. Но это не так.

— Искусствовед, да еще и танцовщица, — оценивающе произносит Винсент.

— Я не знал, что ты танцуешь, — добавляет Рансом, и в его голосе я улавливаю те же нотки, что у отца.

— Ага, танцую.

— И как долго?

— С восемнадцати лет.

— С восемнадцати? — переспрашивает Винсент. — А не поздно, чтобы начинать? Я был уверен, что большинство, кто занимается художественными танцами, начинают гораздо раньше.

— Думаю, ты подразумеваешь балет, — поправляет его Рансом.

— Вы занимаетесь балетом? — внезапно вмешивается в наш разговор Серафима, которая только что вошла в комнату со свежеиспеченной ароматной шарлоткой. — Мне всегда нравилось смотреть, как танцуют балерины, но график Винсента такой непостоянный, что мы, к моему сожалению, нечасто выходим в свет.

Ребел тоже успевает вернуться из кухни и остается стоять в дверном проеме, наблюдая за тем, как разворачивается драма. Стараясь на него не смотреть, я снова откашливаюсь и тру свой лоб над правой бровью.

— Эм, нет, — Я уже мысленно молю о пощаде, желая просто насладиться десертом и забыть про танцы. — Это не такие танцы.

— Что ж, а какие тогда? Альтернативные? Фристайл? Хип-хоп? — спрашивает Рансом с ободряющей улыбкой. Точно такая же улыбка красуется и у Ребела, только у него она полна злорадства. Сегодня вечером он слишком много наслаждался моим унижением. Впредь я отказываюсь быть его жертвой. Все время я играла по его правилам, но не сегодня.

Он хочет, чтобы я обнажила себя перед ними, и я это сделаю при этом с ехидной улыбкой. Не отводя от него взгляда, я резко отвечаю:

— Экзотичные. Я занимаюсь экзотичными танцами.

Конец. Молчание. Комната погрузилась в мертвую тишину, здесь так тихо, что я даже слышу, как бьется мое сердце. Ребел выглядит слегка шокированным моим откровением, хотя я вижу и легкую гордость тоже. Он гордится тем, что я повела себя честно? Или ожидал, что я поступлю иначе?

— Прости, не уверен, что правильно тебя расслышал, — посмеиваясь, произносит Рансом, в шутку делая вид, будто прочищает ухо. — Теперь хорошо, повтори-ка для меня еще раз.

Я перевожу взгляд с Ребела на его родителей, а затем смотрю на Рансома. В его взгляде читается смесь недоверия тому, что я сказала, и надежды, что на этот раз он услышит что-то другое. Но этого не будет.

— Я сказала, что я танцую экзотические танцы.

В комнате снова воцаряется тишина, которую смело прерывает Серафима.

— Ты имеешь в виду, типа танец живота, да? Или те танцы, что танцуют Гавайские женщины?

— Нет, я имела в виду, что танцую стриптиз, — твердо продолжаю я. И тут же замечаю, как меняется взгляд Рансома — он смотрит на меня с отвращением. Такое ощущение, будто он понюхал что-то отвратительное. И чтобы уже довести все до точки и убедиться, что он правильно все понял, я добавляю: — Мужчины платят мне, чтобы я раздевалась перед ними.

У Серафимы от шока перехватывает дыхание. А Рансом смотрит на меня так, будто у меня только что выросла вторая голова.

— Что же, мне надо выпить, — произносит Винсент и выходит из-за стола.