Ложь и правда о советской экономике

Еще более жесткую, утрированную, но в целом вполне справедливую оценку брежневской кадровой политике последнего периода его правления, которая выродилась в своеобразный «иммобилизм советской политической системы», дал А. П. Прохоров в своей работе «Русская модель управления»[1245]. Детально анализируя сам процесс постепенной деградации сталинской системы управления, которая столь же постепенно спускалась с ее верхнего этажа на нижний, он пришел к печальному выводу, что каждое десятилетие «она завоевывала еще одну нижнюю ступеньку управленческой пирамиды». В 1950-е годы «еще снимали с работы, а разгромная статья в любой газете была приговором карьере». Однако «наказания стали мягче и безадресные, система не была уже такой чудовищно жестокой, в ней можно было жить и работать. На верхних эшелонах появились и широко распространились бездари, для наказания которых стал очень «широко применяться выговор — специфично русское "наказание без наказания"». Затем наступили 1960-е годы, «когда уже совсем помягчело, в 1970-е — наступил полный развал, а к началу 1980-х годов потеря управляемости достигла уже карикатурных форм. Обновление руководящих кадров почти прекратилось… В те годы часть директоров заводов по-прежнему работала так, как было заведено при И. В. Сталине: «по 12 часов в сутки, с нервотрепками и нагоняями», истово борясь за выполнение плана, а часть уже освоила правила «бесконфликтного» управления и жила в свое удовольствие, проводя значительную часть рабочего времени на обычных «согласованиях» в Москве, разъезжая по командировкам в братские соцстраны и заседая в загородных заводских профилакториях, распространяя вокруг своеобразную ауру "ленивого барского ритма жизни"». Кроме того, на всех «вышестоящих по отношению к предприятию этажах управления — в промышленных объединениях, главках и министерствах — настоящей работы тоже уже почти не было, только бесконечные согласования… В низовых подразделениях колесо планового управления еще крутилось по инерции, но было ясно, что еще десятилетие — и все заводы тоже будут захвачены застойным управлением. Постепенно они тоже перестали бы работать. В предперестроечный период основной движущей силой народного хозяйства были уже не предприятия, а цехи, а основной рабочей лошадкой был уже не нарком или министр, не начальник главка или директор предприятия, от которых уже мало что зависело, а начальник цеха».

Надо сказать, что ряд авторов (И. И. Простяков, Е. Т. Гайдар, Г. И. Ханин[1246]) утверждают, что в начале 1980-х годов имелись проекты куда более радикальных реформ, «включавших отказ от части директивных показателей, допущение реальной кооперации, индивидуальной трудовой деятельности и частичной децентрализации внешней торговли». Все эти проекты были даже приняты Комиссией по совершенствованию управления экономикой Политбюро ЦК, которую тогда возглавил новый секретарь ЦК Н. И. Рыжков, однако «они так и не были реализованы в виде конкретных постановлений». Поэтому, по сути, своеобразным продолжением «кириллинской реформы» стал широкомасштабный экономический эксперимент в промышленности, который был начат вскоре после смерти Л. И. Брежнева летом 1983 года на предприятиях двух союзных и трех республиканских министерств В данном случае речь идет о Министерствах тяжелого и транспортного машиностроения и электротехнической промышленности СССР, пищевой промышленности Украинской ССР, легкой промышленности Белорусской ССР и местной промышленности Литовской ССР.

Главным образом он предусматривал все ту же оценку деятельности предприятий по результатам выполнения ими своих договорных обязательств и поощрения их при образовании фондов экономического стимулирования, но не за выполнение плана, как это было раньше, а за фактическое улучшение экономических показателей по сравнению с прошлым годом. Затем этот эксперимент был распространен на многие промышленные министерства, но уже в 1986 году он был свернут. По уверениям его главных разработчиков И. И. Простякова и О. М. Юня, занимавших в то время посты главы Отдела совершенствования управления народным хозяйством Управделами Совмина СССР и ответственного секретаря Экономического совета, он был вполне удачным[1247]. Хотя их оппоненты (В. И. Селюнин, Е. Г. Ясин, Г. И. Ханин[1248]) указывают на то, что все предприятия, работавшие в условиях эксперимента, в привилегированном порядке обеспечивались материальными ресурсами, а сам эксперимент вообще не коснулся основных пороков существовавшего хозяйственного механизма, в частности проблем планирования, реального учета спроса, снижения материалоемкости продукции и научно-технического прогресса на производстве.