Ложь и прощение

Вчера заглянула Люсия. Посмотрела на меня сверху вниз, поджав губы, отдала сверток с одеждой и молча ушла. Видно то был приказ Йорна, а ему здесь перечить не принято. Внутри обнаружился теплый колючий свитер с высоким горлом, штаны, которые пришлось подвернуть из-за чрезмерной длины, и поношенные ботинки со стоптанным мехом.

Я взглянула на развешенные на стуле вещи, пылающий камин, потом посмотрела на свое грязное платье. Вздохнула и переоделась. Шерсть колола нежную кожу, но приятно согревала. Пусть я и в захолустье, однако ходить третью неделю в одном платье — точно перебор.

В особняке жизнь шла своим чередом. Я почти не выходила из комнаты, но стоило ступить за порог, как тут и там замечала снующих обитателей дома. Те, кто постарше, занимались охотой, разделкой туш, младшие топили снег, убирались, стирали, а после обеда охотник собирал их во дворе для тренировок. Несколько раз я ощущала выбросы темной магической силы. Стоило её почувствовать, как сердце уходило в пятки. Привыкнуть мне так и не удалось.

На сытый желудок гулять не хотелось, так что весь день я провела в комнате и вышла лишь к ночи. В темном коридоре едва ли можно было разглядеть собственные руки. Прошла несколько метров, замерла, ожидая, пока привыкнут глаза, и двинулась ко входу в подвал. Тело уже чесалось от отсутствия водных процедур. Мне просто жизненно необходимо принять ванну! Я мылась здесь лишь пару раз и запомнила расположение помещения для омовения. Днем соваться в пристанище Падших было страшно, так что до этой ночи я стоически терпела, но сегодня зуд стал невыносим. И я знала, чем грозит отсутствие гигиены.

Открыла дверь и поморщилась от тихого скрипа петель. Ботинки сняла, перехватила за шнурки и неслышно прошмыгнула в ванную комнату. Зажгла несколько свечей, выдохнула. На мое счастье в ведрах все еще осталась вода. Прикоснулась к глади. Теплая. Уже не кипяток, но мне так даже лучше.

В лохани еле-еле поместилась целиком. Вряд ли Джо или Йорн смогли бы. Вероятно, они моются стоя.

С удовольствием вдохнула запах мыла, сдула пену, стекшую по лицу к губам. Облизнулась и фыркнула от горького мыльного вкуса.

Покидала я комнату в полном блаженстве от чистоты. Отмытую до скрипа кожу стянуло от сухости, но зато она больше не чесалась!

— Крадешься ночью и думаешь, никто не видит? — настиг меня насмешливый голос Йорна на лестнице.

Вспыхнул свет, озаряя узкий подъем.

Я насупилась, чихнула, когда ветер лизнул мокрые волосы. Мы с охотником не разговаривали с той самой беседы в столовой. Рядом с ним пропадал весь запал и уверенность в самой себе. А мне их очень сейчас не хватало.

— Мне же можно мыться. Или нельзя? — отозвалась я, делая осторожный шаг вперед.

Блики магических светлячков окрасили светлые локоны мужчины в алый, что в полутьме выглядело особенно жутко. Он оперся о стену позади себя, одернул ворот расстегнутого мундира и взглянул на меня.

— Ты не можешь вечно прятаться, София. Мы — не монстры, а живые люди. Такие же, как ты. Прекрати дурить и спускайся к остальным.

— Не проси меня об этом, — дрожащим голосом ответила я и обхватила себя руками. Одна мысль о нахождении в особняке вместе с Падшими доводила до спазмов в горле и мурашек, поднимающих дыбом мелкие волоски на руках. Комната наверху же даровала хоть какую иллюзию защиты. Конечно, я понимала, что вздумай они меня убить, её хлипкие стены не станут преградой.

Йорн щелкнул челюстью, выдохнул и потер переносицу. А затем снова стал спокойным.

То, как легко он брал себя в руки, поражало. Мне бы такое умение не помешало.

— Идем, — коротко приказал он и пошел вверх по лестнице так уверенно, словно и не сомневался, что я подчинюсь.

Мы миновали мою спальню. Я скосила взгляд на дверь и едва удержалась, чтобы не шмыгнуть внутрь, захлопнув её прямо перед носом охотника.

По коридорам привычно гулял воющий ветер. Дом стонал и скрипел под его натиском, будто демонстрируя нам свой почтенный возраст и состояние.

Мужчина остановился у обугленной рамы, некоторое время просто стоял и смотрел. Он — на то, что когда-то было картиной, а я — на него. Прямая ровная спина, широкие плечи, плотно сжатые сухие губы с видимыми шелушениями, затянутые пеленой штормовые глаза. Он будто находился где-то в другом месте, далеко от меня.

Но вот густые белесые ресницы затрепетали, отбросив тень на щеки, туман на радужке поплыл и рассеялся.

— Пожар начался отсюда. Семейный портрет сгорел одним из первых.

Я вздрогнула от того, как низко и гортанно прозвучал его голос. Поежилась от холода — зимний мороз не щадил и таким темпом вскоре мне грозила участь вновь свалиться с простудой.

Заметив мои стучащие зубы, Йорн прицокнул языком, снял с себя пиджак от мундира и опустил мне на макушку, запахнув спереди так, что теперь из-под ткани только глаза с носом торчали.

— Спасибо, — вяло поблагодарила я, кутаясь в одежду с незнакомым терпким мужским запахом.