Ложь от первого лица

На мгновение я остаюсь наедине с Первым лицом и его хриплым дыханием, а затем Одед, обойдя машину, садится на заднее сиденье рядом с ним. Его движения размашисты, они как бы адресованы зрителям на галерке; каждое движение — это жест, преувеличенным жестом рутинного действия он застегивает вокруг себя ремень безопасности. «Позвольте мне…» — еще один щелчок, и ремень безопасности с другой стороны тоже пристегнут.

Я жму на педаль. «Дефендер» высокий, я сижу высоко. Позади меня нелюдь полуслепой, неподвижный издает тошнотворные звуки, а Одед не перестает говорить с ним преувеличенно громким и выразительным голосом, словно подтверждая, что я правильно поняла невероятное.

— Хадасса, гора Скопус, скорая помощь, — говорит он. — Просто на всякий случай, для нашего общего спокойствия. Мы войдем и покончим с этим. Несчастный случай. В любом случае всем нам лучше иметь документальное подтверждение. Судя по тому, что написано на баллончике, мытья водой должно быть достаточно, но тем не менее…

Ветер уносит обрывки его слов. В машине жарко. А я не могу заставить себя закрыть окна и включить кондиционер.

После Яффских ворот дорога входит в туннель и выходит на южную сторону стены Старого города, откуда на долю секунды открывается вид на Купол Скалы во всей его красе. Всего в десяти минутах ходьбы отсюда, в параллельной вселенной, находится наш дом. Мы едем вперед, вдаль. Одед болтает о «темпах строительства инфраструктуры, даже люди, которые здесь живут, теряются. Город, должно быть, сильно изменился с вашего последнего визита». А дорога ведет нас дальше, на юг.

Первое лицо, как я уже сказала, наполовину слепо. Вероятно, спрей мешает его глазам двигаться. Даже иерусалимцы сбиваются с пути на дорогах. Но через несколько минут после того, как машина проезжает отель «Хайат» и поворот на гору Скопус, когда мы подъезжаем к светофору, рот позади меня шепчет: «Я хочу в отель. В отель. Пожалуйста, будьте так любезны, отвезите меня туда».

Очередной поток слов от Одеда. Всякий раз, когда мы останавливаемся на светофоре, он увеличивает громкость. Я уже не прислушиваюсь к словам, а только к искусственному тону, который еще раз подтверждает, что я не ошиблась, что это правда: едем дальше.

— Будь внимательна. Сейчас на перекрестке направо.

Проезжаем полицейский блокпост. Не останавливаемся. Когда машина начинает спускаться по шоссе к Маале Адумим, я поражаюсь ширине дороги, по которой давно не ездила, количеству машин и тому, что мои уши не реагируют на крутой спуск. Почти в каждой поездке в Тель-Авив у меня закладывает уши из-за перепада давления, а сейчас они остаются открытыми. Мне приходит в голову, что это может быть действие водки, так как алкоголь сушит. Хорошо, что я пила водку.

— Остановите мне такси, — просит нелюдь.

Огни города становятся все жиже, а вскоре и вовсе остаются далеко позади. Фонари вдоль шоссе вычерчивают мост в пустыню. Жгучий ветер плотно обволакивает кожу, ощутимо возвращая ей утраченное было свойство — надежно ограждать меня от внешнего мира.

Темная ночь. Огненный мост дороги, извиваясь и ныряя, скользит по чистой тьме пустыни. Обе руки на непривычном для меня руле. Нога на педали. Мусульманский серп луны узенькой щелочкой возникает из-за горы на востоке.

Нелюдь говорит: «Остановите», — и еще раз: «Такси». Он хрипло, скрипуче дышит; рот, с трудом втягивая воздух, говорит что-то длинное и неразборчивое.

— Что он сказал?

— Он говорит, что может расторгнуть контракт на книгу. Он только хотел услышать наше мнение.

— Скажи мне, — я почти кричу. — Ты тоже считаешь, что страдание реальнее счастья? Что счастье, в сущности, всего лишь минутное облегчение страдания? Не более того?

— После Мицпе-Йерихо направо. Должен быть указатель на Наби Муса.

— Это, как на кого-то кладут тяжесть, к примеру, чемодан, а потом снимают, — говорю я.

— Или как будто кто-то умирает от жажды, а ему дают напиться, — отвечает муж. — Не пропусти указатель.

На заднем сиденье что-то происходит. Я не смотрю в зеркало. Глаза не отрываются от дороги. Поворот направо, и мы на грунтовой дороге, не останавливаясь, проезжаем мимо крепости с белыми куполами. Вседорожник легко преодолевает яму. В свет фар на мгновение попадает черный шатер, прямо над ним огрызок луны.

— Вы знаете, как отличить новую луну от луны в конце месяца? — громко спрашивает наш гид. — Элинор наверняка знает, это трюк для знающих иврит. Проводим сверху черточку, если получается буква гимель, первая буква слова «гаснущий», значит это конец месяца.

Машину подбрасывает на неровностях почвы. Дорога становится все более каменистой. У нас большая, сильная и высокая машина. Она скачет по горам и перепрыгивает холмы, как поезд-призрак в луна-парке. Движение раскрепощает, и только сверток на заднем сиденье все еще тяготит.