Ложь путеводных звёзд (СИ)

Впрочем, такая похвала девушку несильно порадовала. Может быть, потому что она никогда не считала себя воином и не стремилась к воинской славе. А может, потому что каждая мысль о той битве, о почти пятнадцати тысячах смертей, о страданиях морского существа, — вызывала у нее ужас и отвращение.

— Не стоит, — сдержанно ответила она, — Адепты обладают определенной силой, но они более ограничены, чем эжени. Тут нечем особенно гордиться.

Здесь она кривила душой, да и звучало это чересчур высокомерно. Но не могла она ни высказать свое настоящее отношение, ни принять похвалу за фактически участие в убийстве.

Маркиз серьезно посмотрел на чародейку, а потом произнес:

— Прошу прощения. Я не хотел вас обидеть.

— Вы не обидели, — быстрее, чем следовало бы, ответствовала девушка.

А затем случилось то, чего Иоланта меньше всего ожидала, — хотя, нет смысла отрицать, часто видела в своих снах. Сделав шаг навстречу, маркиз порывисто обнял ее. На какие-то секунды чародейка забыла себя, забыла, где находится. Это объятие было крепким, но вместе с тем аккуратным. Казалось, ей не стоит бояться больше ничего в этом мире. Казалось, ее самые сокровенные мечты наконец-то сбываются.

Это продолжалось всего несколько секунд, прежде чем Иоланта нашла в себе силы вырваться. Амброус не препятствовал ей в этом.

— Что вы делаете, маркиз?..

Чародейка искренне надеялась, что ее голос звучит достаточно возмущенно.

— Всего лишь делюсь с вами той силой, которая вам так нужна, — спокойно ответил мужчина, — Вы сильны как маг, эжени, но вам тяжело выдерживать все это. Я захотел вам помочь.

Он был, несомненно, прав. Она была всего лишь женщиной, и эта война давалась ей тяжело. Но… не так же. Не при всех! Они ведь подумают, что она слаба!

И будут правы, с горечью шепнула какая-то часть ее. Она слаба. Слишком слаба. Именно поэтому он мог смотреть на нее лишь с жалостью, какие бы подвиги она ни совершала.

Гнев. Гнев спасает. Тем более что своими публичными действиями и словами аристократ подставил не только её, но и себя.

— А что подумают другие?! — воскликнула девушка, — Вы представляете, как это выглядит со стороны?!

— Это всего лишь объятие, — развел руками мужчина, — Не более того. Приятная мелочь.

Приятная мелочь. Вот чем это для него было. Иоланта почувствовала себя оплеванной и обесцененной. Ей уже не хотелось о чем-то спорить, что-то доказывать. Он не поймет. Просто не поймет.

— Что ж, пусть будет так, — как могла спокойно сказала она, — Разрешите идти, милорд?

Не дожидаясь разрешения, она направилась в замок.

Приятная мелочь. Как же. Слишком много он о себе возомнил. Потому что наследник престола? Потому что красавец и всеобщий любимчик?

Потому что она его любит?..

Эта мысль заставила Иоланту сбиться с шага. Она не говорила Амброусу о своих чувствах. Никогда не говорила. Да и какой смысл? Он — законный супруг ее подруги и сюзерена. Даже если бы он ответил на ее чувства — что тогда? Ситуация лишь стала бы еще хуже. Лана чувствовала бы себя… предательницей?

Что хуже — быть предательницей или быть ненужной? Некогда она ответила бы однозначно. Потребность быть нужным — это всего лишь проявление нужды. А в нужде нет ничего здорового.

И все же, именно нужду она испытывала. Нужду в любви и понимании. Той, которой всегда недоставало «слишком странной» девочке, плакавшей о сломанных вещах.

Так ведь уже было. И не так уж давно. Тогда ей помог Килиан. Выслушал, поддержал. Но теперь его рядом не было. Он предал ее. Предал и покинул. Обесценив тем самым даже сильнее, чем Амброус.

Она осталась одна. Снова одна. Навсегда одна.

Добравшись до своей комнаты, Лана улеглась на кровать. Уже лежа она сообразила, что забыла снять сапоги, — чего за ней не водилось почти никогда. Впрочем, что вообще осталось от нее-прежней, от нее-настоящей? Боевой маг в темно-зеленом мужском костюме с плотным колетом, способным служить и поддоспешником, — что здесь общего с нежной и хрупкой леди, какой она привыкла видеть себя?

А ведь леди еще где-то там. Плачет, одинокая, покинутая, напуганная. Заброшенная в эпицентр войны, где ей нет места.

«Другим бывает еще тяжелее, чем тебе», — непременно сказал бы отец.

Да только никогда это не помогало. Ей было неприятно от того, что тяжело другим, но разве от этого хоть немножечко становилось легче ей самой?

— Вы правы, — вдруг послышался надтреснутый старческий голос, — Это очень глупый аргумент.

Резко открыв глаза и узрев источник голоса, Лана почувствовала, насколько сильно война повлияла на её реакции. Первым делом она выставила щит. И лишь затем приготовилась закричать. Причем закричать не от страха, а только лишь для того, чтобы предупредить о пробравшемся в крепость враге.

— Не надо кричать, пожалуйста, — поморщился вошедший, — Я не враг вам. И не смог бы причинить вам вред, даже если бы захотел. Не в моем нынешнем состоянии.