Читаем Ложь романтизма и правда романа полностью

По мере приближения медиатора роль объекта уменьшается, а его собственная – растет. Достоевский, с его гениальной интуицией, ставит во главу угла медиатора, а объект уводит на второй план, так что композиция романа приходит наконец в соответствие с подлинной иерархией желания. Будь «Подросток» написан Стендалем или же Прустом, его сюжет бы выстраивался вокруг главного героя или генеральши Ахмаковой. У Достоевского же в основе повествования медиатор – Версилов. С нашей точки зрения, впрочем, «Подросток» – не самое смелое его произведение, а лишь компромисс между возможными решениями. Это смещение центра тяжести удачнее и наглядней представлено в «Вечном муже». Холостой богач Вельчанинов – зрелый Дон Жуан, одолеваемый хандрой и скукой. Несколько дней подряд он мельком замечает какого-то человека, одновременно таинственного и знакомого, тревожащего и безликого. Вскоре его личность раскрывается: это некий Павел Павлович Трусоцкий – муж бывшей любовницы Вельчанинова, которая недавно скончалась. Павел Павлович едет из своей провинции в Петербург, чтобы отыскать любовников покойной. Когда один из них, в свою очередь, умирает, объятый горем Павел Павлович идет вслед за траурным шествием. Самым гротескным образом и с небывалым усердием обманутый муж обхаживает Вельчанинова, а о прошлом ведет речи более чем странные. Явившись к сопернику глубокой ночью, он пьет за его здоровье, целует в губы и изощренно мучит его бедной маленькой девочкой: кто ее настоящий отец, мы так и не узнаем…

Жена умирает, но остается ее любовник. Объект исчезает, но медиатор, Вельчанинов, продолжает вызывать неодолимое влечение. Медиатор этот – идеальный рассказчик, поскольку, находясь в самом центре действия, практически в нем не участвует. Он описывает события с тем большим тщанием, что никогда не смеет интерпретировать их и боится упустить при этом какую-нибудь существенную деталь.

Павел Павлович задумывает второй брак. Завороженный, он снова является к любовнику первой жены, просит его помочь с выбором подарка для новой избранницы и приглашает его пойти к ней вместе. Вельчанинов пытается отпираться, но Павел Павлович настаивает, умоляет и в итоге получает желаемое.

У девушки двоих «друзей» принимают весьма радушно. Вельчанинов хорошо говорит, садится за пианино. Его светское обхождение производит фурор: ему старается угодить вся семья – и в том числе та, кого Павел Павлович почитал уже своею невестой. Незадачливый претендент тщетно силится ее очаровать, но никто не принимает его всерьез. Дрожа от желания и тревоги, созерцает он это новое бедствие… Несколько лет спустя Вельчанинов снова встречает его на железнодорожной станции. Вечный муж не один – его сопровождает очаровательная женщина, его жена, и вместе с ней – молодой и нарядный военный…

Сущность внутренней медиации в «Вечном муже» раскрывается так просто и доходчиво, как только возможно. Никакие отступления не могут отвлечь или запутать читателя. Текст кажется столь загадочным именно потому, что он совершенно прозрачен, и та ясность, с какой он освещает романический треугольник, слепит нам глаза.

Пример с Павлом Павловичем не позволяет нам долее сомневаться в том, что в желании доминирует Другой – впервые этот принцип был заявлен Стендалем. Герой всегда стремится убедить нас, что его отношение к желаемому не зависит от соперника; теперь же мы видим, что он нас обманывает. Медиатор недвижим, а герой обращается вокруг него, как планета – вокруг звезды. Поведение Павла Павловича кажется неприятно-чудачливым, но оно в точности соответствует логике треугольного желания. Павел Павлович может желать лишь благодаря посредничеству Вельчанинова – как сказали бы мистики, в Вельчанинове. Потому-то он и приводит его к своей избраннице, чтобы Вельчанинов тоже испытал к ней желание и послужил тем самым гарантом ее эротической ценности.

Некоторые критики охотно усмотрели бы в Павле Павловиче «латентного гомосексуала». Но гомосексуальность, будь то латентная или нет, никак не объясняет структуры желания. Она лишь отдаляла бы Павла Павловича от так называемых «нормальных мужчин». Сводя треугольное желание к гомосексуальности, для гетеросексуала по необходимости непрозрачной, мы ничего не увидим и не поймем. Если же объяснить все наоборот, результат будет куда интереснее. Отправляясь от треугольного желания, нужно попытаться понять некоторые формы гомосексуальности: прустовскую гомосексуальность, например, можно определить как перенос эротической ценности, в «нормальном» донжуанизме сохраняющей привязку к объекту, на медиатора. Подобный перенос не только a priori возможен, но и вполне вероятен на острых стадиях внутренней медиации, которые характеризуются все более ярко выраженным преобладанием медиатора, тогда как объект отходит на второй план. В некоторых пассажах «Вечного мужа» это эротическое отклонение в сторону завораживающего соперника раскрывается с предельной ясностью.

Перейти на страницу:

Все книги серии Studia religiosa

Свято место пусто не бывает: история советского атеизма
Свято место пусто не бывает: история советского атеизма

Когда после революции большевики приступили к строительству нового мира, они ожидали, что религия вскоре отомрет. Советская власть использовала различные инструменты – от образования до пропаганды и террора, – чтобы воплотить в жизнь свое видение мира без религии. Несмотря на давление на верующих и монополию на идеологию, коммунистическая партия так и не смогла преодолеть религию и создать атеистическое общество. «Свято место пусто не бывает» – первое исследование, охватывающее историю советского атеизма, начиная с революции 1917 года и заканчивая распадом Советского Союза в 1991 году. Опираясь на обширный архивный материал, историк Виктория Смолкин (Уэслианский университет, США) утверждает, что для понимания советского эксперимента необходимо понять советский атеизм. Автор показывает, как атеизм переосмысливался в качестве альтернативной космологии со своим набором убеждений, практик и духовных обязательств, прослеживая связь этого явления с религиозной жизнью в СССР, коммунистической идеологией и советской политикой.All rights reserved. No part of this book may be reproduced or transmitted in any form or by any means, electronic or mechanical, including photocopying, recording or by any information storage and retrieval system, without permission in writing from the Publisher.

Виктория Смолкин

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука
Новому человеку — новая смерть? Похоронная культура раннего СССР
Новому человеку — новая смерть? Похоронная культура раннего СССР

История СССР часто измеряется десятками и сотнями миллионов трагических и насильственных смертей — от голода, репрессий, войн, а также катастрофических издержек социальной и экономической политики советской власти. Но огромное число жертв советского эксперимента окружала еще более необъятная смерть: речь о миллионах и миллионах людей, умерших от старости, болезней и несчастных случаев. Книга историка и антрополога Анны Соколовой представляет собой анализ государственной политики в отношении смерти и погребения, а также причудливых метаморфоз похоронной культуры в крупных городах СССР. Эта тема долгое время оставалась в тени исследований о политических репрессиях и войнах, а также работ по традиционной деревенской похоронной культуре. Если эти аспекты советской мортальности исследованы неплохо, то вопрос о том, что представляли собой в материальном и символическом измерениях смерть и похороны рядового советского горожанина, изучен мало. Между тем он очень важен для понимания того, кем был (или должен был стать) «новый советский человек», провозглашенный революцией. Анализ трансформаций в сфере похоронной культуры проливает свет и на другой вопрос: был ли опыт радикального реформирования общества в СССР абсолютно уникальным или же, несмотря на весь свой радикализм, он был частью масштабного модернизационного перехода к индустриальным обществам? Анна Соколова — кандидат исторических наук, научный сотрудник Института этнологии и антропологии РАН, преподаватель программы «История советской цивилизации» МВШСЭН.

Анна Соколова

Документальная литература
«Ужас Мой пошлю пред тобою». Религиозное насилие в глобальном масштабе
«Ужас Мой пошлю пред тобою». Религиозное насилие в глобальном масштабе

Насилие часто называют «темной изнанкой» религии – и действительно, оно неизменно сопровождает все религиозные традиции мира, начиная с эпохи архаических жертвоприношений и заканчивая джихадизмом XXI века. Но почему, если все религии говорят о любви, мире и всеобщем согласии, они ведут бесконечные войны? С этим вопросом Марк Юргенсмейер отправился к радикальным христианам в США и Северную Ирландию, иудейским зелотам, архитекторам интифад в Палестину и беженцам с Ближнего Востока, к сикхским активистам в Индию и буддийским – в Мьянму и Японию. Итогом стала эта книга – наиболее авторитетное на сегодняшний день исследование, посвященное религиозному террору и связи между религией и насилием в целом. Ключ к этой связи, как заявляет автор, – идея «космической войны», подразумевающая как извечное противостояние между светом и тьмой, так и войны дольнего мира, которые верующие всех мировых религий ведут против тех, кого считают врагами. Образы войны и жертвы тлеют глубоко внутри каждой религиозной традиции и готовы превратиться из символа в реальность, а глобализация, политические амбиции и исторические судьбы XX–XXI веков подливают масла в этот огонь. Марк Юргенсмейер – почетный профессор социологии и глобальных исследований Калифорнийского университета в Санта-Барбаре.

Марк Юргенсмейер

Религия, религиозная литература / Учебная и научная литература / Образование и наука
Месмеризм и конец эпохи Просвещения во Франции
Месмеризм и конец эпохи Просвещения во Франции

В начале 1778 года в Париж прибыл венский врач Франц Антон Месмер. Обосновавшись в городе, он начал проповедовать, казалось бы, довольно странную теорию исцеления, которая почти мгновенно овладела сознанием публики. Хотя слава Месмера оказалась скоротечна, его учение сыграло важную роль в смене общественных настроений, когда «век разума» уступил место эпохе романтизма. В своей захватывающей работе гарвардский профессор Роберт Дарнтон прослеживает связи месмеризма с радикальной политической мыслью, эзотерическими течениями и представлениями о науке во Франции XVIII века. Впервые опубликованная в 1968 году, эта книга стала первым и до сих пор актуальным исследованием Дарнтона, поставившим вопрос о каналах и механизмах циркуляции идей в Европе Нового времени. Роберт Дарнтон – один из крупнейших специалистов по французской истории, почетный профессор в Гарварде и Принстоне, бывший директор Библиотеки Гарвардского университета.MESMERISM AND THE END OF THE ENLIGHTENMENT IN FRANCE Robert Darnton Copyright © 1968 by the President and Fellows of Harvard College Published by arrangement with Harvard University Press

Роберт Дарнтон

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука

Похожие книги

19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов
19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов

«19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов» – это книга о личностях, оставивших свой почти незаметный след в истории литературы. Почти незаметный, потому что под маской многих знакомых нам с книжных страниц героев скрываются настоящие исторические личности, действительно жившие когда-то люди, имена которых известны только литературоведам. На страницах этой книги вы познакомитесь с теми, кто вдохновил писателей прошлого на создание таких известных образов, как Шерлок Холмс, Миледи, Митрофанушка, Остап Бендер и многих других. Также вы узнаете, кто стал прообразом героев русских сказок и былин, и найдете ответ на вопрос, действительно ли Иван Царевич существовал на самом деле.Людмила Макагонова и Наталья Серёгина – авторы популярных исторических блогов «Коллекция заблуждений» и «История. Интересно!», а также авторы книги «Коллекция заблуждений. 20 самых неоднозначных личностей мировой истории».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Людмила Макагонова , Наталья Серёгина

Литературоведение