Ложь в твоем поцелуе

– Что? – ошеломленно спрашиваю я. – Но… мы были вместе, это было не так давно. Думаешь, его кто-то… но зачем?

Мама бросает взгляд на своего отца, а затем смотрит на меня почти с жалостью.

– Милан Остара голубоглазый, моя дорогая. У него голубые глаза.

Я непонимающе смотрю на нее.

– Что? – повторяю я, на этот раз мой голос – всего лишь шепот. – Но его глаза… – Я замираю, когда до меня, наконец, доходит смысл всего сказанного. – Значит, это был не Страж Весны? Тот парень, с которым я танцевала и который украл у меня амулет? Это был кто-то другой?

Маме не нужно мне отвечать, я вижу это по ее лицу.

Вот черт!

– Что это значит? – спрашиваю я, на этот раз обращаясь к деду и Остаре. – Зачем кому-то понадобилось красть амулет?

Мой дед скрещивает руки на груди.

– Этого мы не знаем.

– Ты лжешь, – я не думала о своих словах, не принимала сознательного решения, но все равно знаю, что это правда. Он лжет, и Остара это знает. Все они это знают.

– Блум, – твердо говорит мама. – Хватит. Это наша забота. А тебе лучше пойти спать.

– Что? Нет, а как же ритуал, как же?..

– Мы не можем провести ритуал, если один из Стражей без сознания, а амулет пропал. Нам нужен камень.

Я непонимающе качаю головой.

– Я знаю, что ты лжешь. – Сердито смотрю на мать, потом на обоих мужчин. – Я больше не аутсайдер. Вы больше не можете просто отгородиться от меня. – Пока говорю, мою кожу начинает покалывать. Я чувствую возраст деревянных половиц под ногами, прочность толстых каменных стен вокруг меня. Но прежде всего я чувствую силу внутри этих двух лидеров, что стоят передо мной. Чувствую так ясно, что могла бы почти потрогать ее руками. Теперь я знаю, что означает это покалывание, и могу правильно его интерпретировать. И в этот момент я не пытаюсь это остановить.

Остара выпрямляется в своем кресле, прищуривается.

– Блум, – предупреждающе говорит он.

Но я его не слушаю. Мысленно простираю руки в поисках его энергии, заполняя ею пустоту и беспомощность внутри себя. Во мне еще слишком свежи воспоминания о том, насколько лучше я почувствовала себя тогда, на озере. Как та маленькая вспышка погасила отчаяние в моем сердце.

Едва заметным движением я подаюсь в его сторону. Покалывание усиливается, гудение в голове становится все громче и громче. Закрываю глаза и сосредотачиваюсь на источнике силы передо мной. Я чувствую разницу между их энергиями. Сила Остары нежна, почти сладка, сила деда тяжела и холодна. Но мощь обоих неоспорима.

Потом все вдруг прекращается. Мысли мои проясняются, голову пронзает острая боль, которая становится все сильнее и сильнее.

Дезориентированная, я смотрю на своего деда, который вдруг оказывается прямо передо мной.

– Прекрати, – рычит он, глядя на меня сверху вниз. – Не думай, что ты нам ровня, Блум. Не делай этой ошибки.

– Иди в свою комнату, – добавляет мама, и на этот раз ее голос звучит гораздо тверже.

Я чувствую себя ребенком, которому велели заткнуться, пока взрослые разговаривают. Однако знаю я и то, что не смогу ничего добиться, если продолжу пререкаться. Я безропотно сникаю в кресле, словно сдувшийся воздушный шарик, чувствуя себя ужасно истощенной. Взглянув на лица окружающих меня людей, я тут же понимаю, что ждать сегодня ночью мне больше нечего. Что бы здесь ни происходило, они мне ничего не скажут.

Совершенно обессиленная, встаю и выхожу из кабинета. Дверь за мной резко захлопывается: вход туда мне заказан.

Оказавшись в коридоре, я осознаю, что понятия не имею, где нахожусь. Этот дом словно проклятый лабиринт, и мне совсем не хочется полночи бродить по коридорам в поисках своей комнаты.

Прохожу несколько метров вправо и открываю простую, ничем не украшенную дверь в конце коридора. Комната за ней оказывается прачечной, где я, слава богу, нахожу пожилую сотрудницу, которая и указывает мне дорогу в комнату. И я, пока плетусь следом за ней, пытаюсь вспомнить события последнего часа. Но уже через несколько секунд в голове у меня начинается полнейший кавардак. Я просто никак не могу собрать все события воедино, это не имеет никакого смысла. Даже если бы этот Милан был просто идиотом, который решил поиздеваться над новенькой, это и то имело бы больше смысла. Зачем кому-то мог понадобиться амулет? Может, это что-то вроде бунта группы подростков, не имеющих прямого отношения к семье? Таких, одним из которых совсем недавно была я?

– Большое спасибо, – устало говорю я женщине, когда захожу в свою комнату. Швырнув туфли в ближайший угол, я падаю на кровать лицом вниз.

Один сплошной хаос.

Почти, но не совсем

Мне не удается ничего вытянуть из мамы и на следующее утро, когда я ненадолго подкарауливаю ее после завтрака. Деда можно и не спрашивать. Эти двое по-прежнему считают, что мне следует держаться в стороне и оставить драмы взрослым. Что довольно несправедливо, учитывая, что я единственная, кто видел этого парня в лицо, кем бы он ни был. Но моим родственникам явно все равно.