Ложь во благо, или О чем все молчат

Она принялась качать, и малыш Уильям чуть не захлебнулся от моих попыток вымыть ему рот.

– Ему надо в больницу, – сказала Лита. – Я скажу Дэвисону, чтобы он вас отвез. Захвати с собой таблетки. – Она сунула их в карман моего платья – туда, где лежала записка Генри Аллена. – Я мигом!

И она исчезла в лесу.

Я не успела подумать о том, как это для меня плохо – ехать в машине с Гардинером-старшим. Я посадила малыша Уильяма на крыльцо. Он по-прежнему рыдал, в уголках его рта надулись пузыри.

– Приведу-ка я Мэри Эллу, – сказала Нонни, рванув на себя дверь. – Я думала, она за ним следит. Думала, что убрала таблетки…

Дальше я не расслышала из-за ора малыша Уильяма. Я прижала его к себе в страхе, что мы его погубили.

В этот раз даже Мэри Элле не удалось его успокоить. Гардинер повез нас в больницу. Я хотела взять с собой Литу, но ее в больницу для белых не пустили бы, к тому же ей пора было домой, к сыновьям. Мэри Элла и Нонни сидели сзади с малышом Уильямом, который ни на мгновение не умолкал с той минуты, когда мы с Литой нашли его во дворе. Я ехала впереди, с водителем; я все бы отдала, чтобы это был не Гардинер, но это был, конечно, он.

Никто ни слова не проронил. Мы друг друга все равно не услышали бы. В приемном отделении Гардинер сказал медсестре: «За мальчишкой нет присмотра». Медсестра увела Мэри Эллу и Нонни, вертевшую в руках коробку с таблетками, в другую палату, откуда теперь доносился плач Уильяма, а меня не пустила – места, сказала, не хватит. Пришлось мне остаться ждать на пару с Гардинером. Мы сидели рядышком, и записка Генри Аллена в кармане жгла мне бедро.

Мы долго смотрели прямо перед собой, как будто были незнакомы. Наконец он вымолвил:

– Не смей портить моему сыну жизнь, Айви.

Я хотела отсесть, но не сделала этого – помнила, что у него в руках вся наша жизнь. Поэтому я осталась молча сидеть с ним рядом; через некоторое время он встал и заговорил с сотрудницей, записывавшей пациентов. Она куда-то его повела – может, в туалет? Вернувшись, он снова сел. Так прошел час, потом второй. Представив, что там вытворяют с малышом Уильямом, я заплакала. Гардинер сунул мне свой носовой платок, но ничего не сказал.

А потом он вдруг встал, и я поняла почему. Миссис Форрестер! И полицейский с ней рядом. Она увидела нас, и мы сошлись посередине комнаты.

– Как он? – спросила она. Одного ее прикосновения к моей руке оказалось достаточно, чтобы вернулось прежнее мое к ней хорошее отношение.

– Мы ничего не знаем, – ответил мистер Гардинер.

Она кивнула и посмотрела на сотрудницу за стойкой.

– Сейчас я попытаюсь что-нибудь выяснить.

Мне не хотелось от нее отходить, но Гардинер взял меня за руку и отвел на прежнее место. Сотрудница, выслушав миссис Форрестер, встала и повела ее и полицейского куда-то по коридору.

– Почему она здесь? – спросила я Гардинера. – И почему с полицейским?

– Потому что мальчишку надо забирать.

– ЧТО?! О чем это вы?

– С вами ему грозит опасность.

– А вот и нет! – Я вскочила и бросилась за ними по коридору.

– Айви! – крикнул мне вдогонку Гардинер, оставшись сидеть.

Сначала я не могла их найти. В одной палате я увидела старуху на носилках, в другой, большой, – много коек. Наконец я вбежала в комнату, где миссис Форрестер разговаривала с Нонни и Мэри Эллой. У двери стоял полицейский.

– Айви! – крикнула Мэри Элла, вся в слезах.

– Тебе сюда нельзя, – сказал полицейский.

– Пусть войдет, – обратилась к нему миссис Форрестер. – Она из этой семьи. Иди сюда, Айви.

Я подошла к Мэри Элле и обняла ее.

– Где малыш Уильям?

– С ним еще занимаются, – ответила за мою сестру миссис Форрестер. – Врач говорит, что все будет в порядке. Ему очень повезло. Все могло кончиться гораздо хуже.

– Доктор сказал, что он чуть не умер, – пискнула Мэри Элла.

– Я думала, что положила таблетки на полку, – продолжала оправдываться Нонни – старая, толстая, грустная. Я так на нее злилась, что не могла смотреть на ее морщинистую физиономию.

– Да, он мог умереть, – подтвердила миссис Форрестер. – Учитывая то, что это случилось по вашему недосмотру, что недавно он пропал на полдня и что вы намазали его не той мазью, сделав его раздражение еще хуже, управление считает, что его надо поместить в приемную семью, по крайней мере временно.

– Что это значит? – шепотом спросила меня Мэри Элла.

– Пожалуйста, – взмолилась я, – не отбирайте его у нас! Так нельзя. Мы семья.

– Знаю, это очень трудно. – Она по своей привычке стискивала руки. – Нам нужна уверенность, что он в безопасности, пока мы обдумываем следующий шаг. Я постараюсь добиться для всех вас разрешения его навещать, хотя не обещаю.

– Это я виновата, – сказала Нонни, вся в слезах. – Меня и обвиняйте, девочки ни при чем. Малыш Уильям тоже.

– Никто никого не обвиняет, – сказала миссис Форрестер. – Нам важнее всего его безопасность и здоровье. Лучший способ это обеспечить – приемная семья.

Медсестра просунула голову в дверь и посмотрела на миссис Форрестер.

– Готово, – сказала она.

Миссис Форрестер сделала глубокий вдох, как будто готовилась нырнуть.