Прощание было печальным. Аугусто улыбался, но грудь его сдавила нестерпимая тоска: «Я их больше не увижу». Он едва сдерживал слезы и говорил, не переставая улыбаться:
— Со мной ничего не случится. Не беспокойтесь. Война скоро кончится. Умоляю, берегите себя. Особенно ты, мама. Я прекрасно устроен. Но для меня самая большая радость и лучшее утешение — знать, что вы живы и здоровы.
Он снова обнял их. Хотел сказать что-то и не смог. Грудь разрывали рыдания. Он снова улыбнулся.
И ушел.
Глава двадцать третья
Обратный путь был тяжелым. Аугусто старался думать о своих, думать с радостью, как будто воспоминания о недавнем могли его исцелить, но, не испытывая облегчения, понимал, что кривит душой, и это тревожило его. Правильно ли поступил он, ни о чем не рассказав? Правильно ли поступили родители, тоже молчавшие? «Что мы знаем о себе, добрые, несчастные люди…»
В Миранде де Эбро он сошел с поезда. Было уже темно. Сколько таких ночей, пропитанных копотью, неприютных, провел он на платформах… Надо было ждать до пяти утра, чтобы сделать пересадку на Сарагосу. Денег у Аугусто не было. У них в доме и раньше не знали достатка, а отмена денег, выпущенных республиканским правительством, совсем подорвала бюджет семьи. Аугусто сказал неправду, когда у него спросили, не нужно ли ему что-нибудь. «У меня все есть», — ответил он. А у самого не было даже дуро.
Аугусто устроился на платформе. В зал ожидания он не смог попасть — туда набилось полно солдат. Он завернулся в плащ и лег спать на цементном полу. Холод был нестерпимый. Другие солдаты тоже спали на промерзшем цементе. Прибывали поезда, фыркая и дымя. Суета, крики, пение солдат. Солдат, которые ехали умирать. Желтоватый свет, зеленые и красные светофоры, пронизывающий ветер, непролазная грязь платформы и ночь, стягивающая свой ледяной узел. Горько все и страшно. Но Аугусто не думал об этом. Им овладела апатия. Мороз пробирал до костей, а цемент, казалось, сковывал нутро. Аугусто еще не совсем оправился после болезни, и ему снова стало неважно. Он подремал два часа, чувствуя, как поднимается температура. Потом прошелся по платформе. Зашел в буфет и истратил оставшиеся у него деньги на чашку кофе с молоком и несколько рюмок коньяку.
В Сарагосе он прежде всего узнал, где находится их батальон. Батальон стоял на отдыхе в тыловой деревушке. Затем отправился к домику Берты. Она еще не вернулась. Аугусто медленно побрел, подавленный, сам не зная куда. Поезд уходил на другое утро — в четыре часа. А сейчас было двенадцать. У него еще оставались бутерброды, которые родители дали ему в дорогу. Он съест их на одной из скамеек бульвара Независимости.
И вдруг Аугусто увидел его. Он только что перешел улицу. Не может быть! Он был в штатском. Аугусто пошел быстрее и догнал его. Сомнений не оставалось.
— Хуан! Хуан! — крикнул Аугусто, дрожа от радости.
Хуан обернулся, секунду он колебался, не веря своим глазам, и в изумлении воскликнул:
— Аугусто!
Они бросились друг к другу и крепко обнялись, радостно смеясь. От волнения у обоих выступили слезы.
— Какого черта ты тут сшиваешься?
— А ты что здесь делаешь, солдатская рожа?
— Завтра утром выезжаю в свой батальон. А ты? Как ты сюда попал? Последнее твое письмо я получил из Барселоны и думал… Ты что, переехал? Как я рад, дружище! Вот это встреча!
Хуан слушал восторженные излияния Аугусто, улыбаясь несколько натянуто.
— Я теперь в Бургосе, в министерстве.
— Неужели? Черт побери! Ты даже не представляешь, как я рад за тебя! Кто бы мог подумать, что ты… Это грандиозно! А ну-ка выкладывай все.
— Да перестань… — смущенно пробормотал Хуан.
— Зайдем в кафе. Вот никогда не поверил бы, что встречу тебя в Сарагосе. Я был уверен, что ты с ними.
— С кем? С красными? Да ты что? Знаешь, давай пообедаем в «Салдубе». Надо отпраздновать нашу встречу.
— Нет-нет, что ты! Этот ресторан мне не по карману, я без гроша.
— Зато у меня есть деньги. Я приглашаю.
— Тогда идем.
Они вошли в ресторан и сели.
— Ну, рассказывай.
— Видишь ли, в этом нет ничего сверхъестественного. Когда началась война, я работал в том же учреждении.
— На том месте, которое я тебе уступил, — невольно вырвалось у Аугусто.
— Вот-вот, — сухо сказал Хуан, недовольный тем, что ему об этом напоминают. Но Аугусто не обратил внимания на тон друга.