Он улыбнулся, вспомнив задор, с которым пел эту песню Патрисио, а также слова Луисы:
— Куда симпатичнее другая… — и тут же, фальшивя, затянул:
Аугусто продолжал упрямо напевать. Рядом, в темноте, шли люди. Полная тишина, топот ног, и он, шагающий со своим подразделением. Все казалось удивительным, совершенно неожиданным. «Еще несколько месяцев тому назад я…» И тут же упорно наползали слова: «Везет пилот пилюли…»
Командир батальона был расположен к Аугусто и потому не оставлял его в покое.
— Прибыл в ваше распоряжение, господин майор. Ваш приказ выполнен.
— Прекрасно. Теперь отправляйся во вторую роту и…
«Отправляйся в… Отправляйся в…» Аугусто сновал между тенями. Спотыкался о камни, падал в какие-то ямы, царапался о кустарники. Пот лил с него градом. Вещевой мешок, казалось, был наполнен свинцом. Шинельная скатка душила. Подсумки с полным комплектом боеприпасов били по пояснице, а огромный кинжальный штык путался в ногах.
Оба батальона выстроились в колонну. То спускались в овраг, то подымались на холм. Колонна растянулась. На поворота она извивалась и ползла в полном молчании.
В пути находились уже несколько часов. Близился рассвет. Дул холодный, сырой бриз, напоенный запахом тимьяна. Небо было безоблачным. Взошло солнце. Наступил день, свежий, ясный, прозрачный, как горный ручей.
В половине восьмого достигли позиций. Их держала горстка бородатых людей, грязных, оборванных. Колонну встретили радостными криками.
— Курево есть?
Аугусто протянул свой кисет группе солдат и опустился на землю. Он устал, вспотел, тяжело дышал.
— Нет ли чего попить?
Ему подвинули сморщенный, отощавший бурдюк, лежавший прямо на солнце. Вино было теплое и терпкое.
— Ну, как тут дела?
— Да если не считать артобстрела, сносно.
— Потери большие?
— Нет, не очень.
Так, болтая, солдаты укладывали свои скудные пожитки. Вскоре все они были готовы.
— Что это? Граната? — спросил Аугусто, показывая на что-то походившее на консервную коробку с рукояткой.
— Это немецкие гранаты. Колоссальной силы. А у вас разве нет таких?
— Нет, гранат нам не выдали.
— Даже Лаффитовских?
— Нет, ни черта.
— Ну, значит, ваша песенка спета.
— Почему это?
— Даже не знаю, как тебе сказать. Но если бы не эти гранаты, то в ту ночь, когда нас пригнали сюда…
Некоторые попрощались рукопожатием, другие уже отойдя.
— Счастливо!
— И вам тоже счастливо!
Они уходили, смеясь, перешучиваясь, громко перекликаясь.
Аугусто расстелил шинель, отстегнул амуницию, подложил под голову вещевой мешок и приготовился вздремнуть. Но ему не дали даже сомкнуть глаз. Раздался приказ приготовиться. Боже! Неужели «это» начинается?!
На позициях было две высоты. Одна повыше, другая пониже. Их разделяла маленькая лощинка. В лощинке находилось возделанное поле, огороженное стеной, остальное пространство было изрыто глубокими следами дождевых потоков. Лощина находилась на возвышенности. Там, где простиралось возделанное поле, начинался спуск. Скаты обоих холмов круто обрывались к равнине. На равнине, примерно в километре, виднелась деревушка, занятая противником. Над деревушкой господствовала церковная колокольня. Поблизости от селения, если следовать по дороге, находилась высота Эль Педрегаль.
Батальон спустился по склону. Солдаты сбились в кучу, подобно стаду овец. Все они были новобранцами, о том, что такое рассредоточиться, понятия почти не имели, да к тому же обуревавший их страх заставлял искать друг у друга поддержки. Все они шли в неизвестность, смерти навстречу. Аугусто с глубочайшим волнением смотрел, как солдаты послушно двигались под зловещий свист пуль, оглушающие разрывы шрапнельных снарядов, сквозь фонтаны земли.
Саперы во главе с капралом, растянувшись по холмам цепочкой с интервалами в пятнадцать-двадцать метров, обеспечивали связь между подразделениями и командным пунктом. Аугусто встретился с саперами на склоне высокого холма, неподалеку от вершины. Слева от Аугусто оказался Патрисио, а чуть дальше Луиса и Борода. Конде, рыжеватенький паренек, укрылся в лощине за каменной подпорной стеной. Затем Аугусто увидел еще трех саперов и Родригеса, капрала взвода связи, замыкавшего цепь.