С неба белыми крупными хлопьями падает снег, холод пробирается за ворот куртки, мороз опаляет щеки и наши руки, но нам тепло, мы словно находимся в каком-то своем мире, где нет места плохой погоде, дурному настроению, и ненужным словам. Нам просто хорошо. Здесь и сейчас. Вдвоем. И больше ничего не имеет значения.
Дойдя до подъезда, Игнат разворачивает меня к себе и обхватывает лицо руками. Целует нежно, с оттяжкой, вызывая вихрь мурашек своей близостью. И в моей груди разливается что-то такое восторженно горячее, настолько сильное, что я закрываю глаза.
— Не бросай меня. — Шепчу я в его губы едва слышно, скорее даже не ему, а себе, про себя. Потому что не знаю, даже представить не могу, как мне теперь быть без него.
— Не брошу. — Так же тихо отвечает Игнат. — Никогда не брошу. Обещаю.
Я улыбаюсь, наслаждаясь его словами, без сомнений веря каждому его слову. Утыкаюсь носом в его шею, вдыхаю его запах, терпкий, мужской. И мне не хочется двигаться с места, так мне хорошо в данный момент. Но в моем кармане снова звонит телефон, и я точно знаю, что это мама, она звонит уже в третий раз, переживая о том, что я задерживаюсь.
— Я должна идти. — Нехотя оторвавшись от парня, с сожалением произношу я.
— Угу. — Подтверждает Игнат. — Увидимся завтра?
На моем лице расцветает широкая улыбка. Я надеялась, что он предложит, не станет ждать следующей тренировки и захочет увидеться раньше. Я улыбнулась и кивнула. Открыла дверь, вошла в подъезд, и не отрывала взгляда от синих глаз напротив, до последнего, до тех пор пока тяжелая металлическая дверь не разорвала наши скрещенные взгляды.
Я медленно поднималась по ступенькам, на моем лице еще играла счастливая улыбка, когда поднявшись на второй лестничный пролет, я вдруг услышала запах. Запах, от которого каждый волосок на моем теле мгновенно встал дыбом, а улыбка тут же сползла с лица.
Знакомый запах Парламента. До боли знакомый. Знакомый до рези в воспаленных глазах, до сорванных голосовых связок, до адской агонии в каждой клетке тела.
Резкий приступ тошноты чуть не согнул меня пополам. Я сглотнула вставший поперек горла ком и приказала себе успокоиться. Нет, нет, ты ошибаешься. Мало ли людей курит Парламент. Все нормально. Это ни о чем не говорит. Это всего лишь запах. Всего лишь сигаретный дым.
Но я не ошибалась. Я еще не понимала, но тело знало. Оно знало все. Стоило моим легким наполниться ядовитым запахом, как оно все поняло. И тут же воспроизвело спрятанные глубоко в памяти жуткие подробности. Каждый звук, движение, слово, каждую маленькую деталь. Мое тело все понимало и всё помнило, и в моих глазах уже плыло и плясали черные точки, когда я подняла взгляд и увидела стоящего на пролет выше человека. Мне не нужно было смотреть в его лицо, достаточно было взглянуть на тонкие пальцы, между которыми была зажата сигарета.
Эти пальцы мое тело помнило лучше всего. Это были пальцы Стаса.
Глава 32
— Ну здравствуй, красавица. — Протягивает Стас, медленной кошачьей поступью спускаясь вниз по ступенькам. — Ты прекрасно выглядишь. Как всегда.
Когда он оказывается рядом, я с трудом, но заставляю себя поднять глаза. Он выглядит совсем иначе. Худой, иссушенный. Ввалившиеся щеки, под нижними веками густые тёмные росчерки истощения. Волосы стали длиннее и лежат непривычно. Правую бровь рассекает толстый шрам с ровными краями, похоже от ножа. На лице нечитаемое выражение, но взгляд такой мрачный, темный и глубокий, будто я заглядываю в колодец, где нет конца и края.
Я стою не шевелясь, мне кажется, словно у меня резко подскочила температура, меня знобит, колотит, мышцы ног сводит судорогой и я не знаю, как мне удается устоять. В горле пересохло, его буквально парализовало, язык точно онемел, прилип к небу, и если потребуется, я вряд ли смогу закричать.
— Я писал тебе, почему ты ни разу не ответила? — Стас медленно двигался вокруг меня, разглядывая изучающе, с интересом, словно игрушку, и прикидывая, как можно было бы с ней поиграть. — А после мне вовсе запретили тебе писать… Почему? — Он остановился сбоку, и, подняв руку, заправил прядь моих волос за ухо. Удивительно, но я даже не дернулась, стояла, как каменное изваяние, недвижимое, неживое, и только боковым зрением наблюдала за ним. — Отвечай, Полина. — Прозвучал прямо у моего уха его голос. Тихий, но с нескрываемой угрозой. С явным предупреждением — он не намерен вести монолог, мне лучше говорить с ним. Мне лучше не злить его.
— Я не хотела с тобой общаться. — Выдавила я глухо, но отметила, что мой голос даже не дрогнул. Это немного придало сил, и я вдохнула глубже, становясь ровнее и расправляя плечи.
— Почему? — Спросил Стас, и я повернула голову, чтобы взглянуть в его лицо. Я не могла понять, он говорит всерьез или с издевкой? Он в самом деле не понимает или насмехается надо мной? Но его лицо не выдавало ни единой эмоции, оно оставалось бесцветным, ничего не выражающим.