Ложная красота

О том что сделал, я не жалел ни минуты. Я не желал ей смерти и не планировать делать то, что сделал, но я наверное что-то чувствовал, где-то внутри все таки тлела вероятность такого поступка, иначе зачем бы я уже в последнюю минуту, выходя из дома, бросил в карман маленький складной нож? Так, на всякий случай: под воздействием привычки остерегаться и осторожничать, быть готовым к любой ситуации, выработанной за полтора года отсидки.

Нет, я не скажу, что со мной делали что-то страшное, благодаря чему я стал конченым параноиком, про всякий случай таскающий с собой холодное оружие. Я видел вещи и пострашнее того, что было со мной. Насильников на зоне не любят. В мире тюремных законов насилие считается непорядочным делом. Осужденных по статье "Изнасилование" на зоне ждет ни что иное, как сексуальное рабство. У них нет никаких прав, они всегда что-то должны или обязаны. Их причисляют к касте "опущенных", их ломают психологически, им дают женские имена и трахают все кому не лень. И да, после — обязательно расплачиваются — сигаретой, сгущенкой или конфеткой, и именно от этого, пожалуй, взрослые сильные мужчины ломаются быстрее всего.

Этого дерьма я насмотрелся на две жизни вперед. Меня могла ждать та же участь. Но я не был насильником.

Я не насиловал Полину. Я ее любил. Я был ею болен.

И это меня оправдало. В тюрьме не любят ошибаться и подвергать унижениям человека, который может быть и вовсе невиновен, а моя история была очень неоднозначной. Суд, вызвавший необычайный резонанс в обществе, все-таки признал меня виновным, но сокамерники и смотрящий, проанализировав слухи и выпытав обстоятельства, отнеслись ко мне даже с сочувствием.

Не все были солидарны во мнении, что я на зону попал несправедливо. Поползновения в мою сторону были, и не раз, но я смог постоять за себя. Мне приходилось платить кровью, сломанными конечностями, и в буквальном смысле зубами выгрызать себе место среди "мужиков".

Это было черное время. Жуткое, мерзкое и отчаянное. На грани. В какие-то дни мне хотелось просто сдохнуть, в какие-то — вообще не рождаться на свет. Вконец свихнуться мне не давали только мысли о Полине. Мечты о том, что когда я выйду, все изменится. Все будет по-другому. По человечески. Она осознает свои поступки, поймет, где ошиблась, и как нельзя поступать с людьми. Я же буду более осмотрителен, терпелив и нежен с ней.

Я собирался все исправить. Я собирался подарить ей весь мир. Не смотря ни на что, я все еще безумно ее любил. Я верил, что мы оба прошли путь переосмысления, стали сильнее и для нас больше не осталось препятствий. Но, я снова ошибся. Одно все же осталось. Полина ничего не переосмыслила. Она не изменилась. И она не любила меня. Она бросалась резкими едкими словами, как измазанными ядом ножами, с ненавистью, со злостью, подбирая, тщательно выверяя каждое слово, чтобы оно резануло побольнее. Она была все той же Полиной. Прекрасной, совершенной снаружи и гнилой, гадкой внутри. Она оставалась собой, и ничего не могло ее изменить.

Я не хотел ее убивать. Если бы я хотел ее убить, я бы вогнал нож ей в сердце, точно между ребер, нанес бы смертельный удар, даже не моргнув. Но я не желал ей смерти. Я желал мести. Я желал причинить ей боль. Много боли. Я хотел, чтобы она переполнилась ею, чтобы поняла наконец, что это такое. Чтобы ее насквозь прогнившая сущность запомнила этот опыт и воспроизвела его, когда в следующий раз она решится говорить мерзости кому бы то ни было.

Я просто преподал ей урок. Урок, за который мне очень скоро придется заплатить, и очень дорого. Меня вернут на зону, это точно, но теперь уже на гораздо более длительный срок. И я сильно сомневаюсь, что мне еще посчастливится увидеть этот дом, маму и младшего брата. Я вряд ли выйду из тюрьмы живым. Это место не для меня. Слишком тяжело в нем выжить, если нет желания выйти, если не за что держаться на воле, если на воле тебя ни к кому и ни к чему не тянет.

Я больше не увижу Полину, но это к лучшему. Я должен был держаться от нее подальше с самого первого дня знакомства. Я ведь предчувствовал беду, я знал, что мне нельзя находиться рядом с ней, я видел, что схожу с ума, я все понимал.

Она уничтожила меня, а вот я ее не смог.

Надеюсь, она выживет.

Я не желал ей смерти.

Я все еще ее любил.

Жаль, что все так вышло. Больше всего жаль маму, она заслуживала сына получше, чем я. Хорошо, что у нее есть еще один — Костя, мой двенадцатилетний брат. Он совсем другой: умный, серьезный, добрый пацан.

Надеюсь, он никогда не влюбится…

Я посмотрел на брата, листающего толстый том учебника по биологии, взглянул на маму, суетящуюся у плиты, обвел взглядом дом. Я смотрел и старался запомнить эту картину и эти ощущения тепла, уюта, спокойствия. Ощущения, что ты дома, на своем месте, там, где тебя ждут и любят. Я наслаждался последними минутами тишины и покоя. Скоро это все исчезнет. Скоро все закончится.