— Да, мама, Игнат. Парень, у которого я тренировалась. Ты его видела. Ты его прекрасно знаешь. Я говорила о нем чуть ли не каждый день. Где он мама? Ты что-нибудь знаешь? — Начиная все сильнее раздражаться, я привстала на кровати, чтобы сесть ровнее, и тут же почувствовала тупую боль в животе.
Мама зашикала на меня и замахала руками, чтобы я не делала резких движений. Боковым зрением увидела, что папа сложил руки на груди, опустил голову и, будто пряча глаза, отвернулся к окну.
— Па-ап. — Повернув к нему голову, протянула я с подозрением.
Папа обернулся и посмотрел сначала на маму, потом на меня. Поджал губы и снова отвернулся.
— Пап, ну хоть ты… — С нажимом добавила я.
Папа вздохнул. Бросил на маму какой-то очень говорящий взгляд, понятный только им двоим, и сжал челюсть, снова опуская голову.
— Натворил дел твой Игнат. — Проворчал он еле слышно, не глядя на меня.
— Виктор! — Воскликнула мать, выпучив глаза. — Ну зачем это сейчас? Ей ни к чему лишние переживания, ей и так плохо, ты, что не видишь?
— Так, все, хватит. — Вскрикнула я, вставая с кровати. — Что вы от меня скрываете, говорите. Сейчас же!
Мама сделала большие глаза, видя, как я подорвалась, и с досадой стукнула папу кулаком в плечо, смотри мол, что ты натворил. Но папа не отреагировал, он медленно поднял на меня глаза и со вздохом сказал.
— Игнат в СИЗО, пока проводится досудебное расследование… по факту нанесения тяжких телесных повреждений…
Я застыла на месте с широко открытым ртом. Кровь отхлынула от лица, и мне резко поплохело.
— К-кому? — выдохнула я, зашатавшись. Мама охнула, и мигом оббежав кровать, подхватила меня под руку.
— Стасу Волкову, кому же еще. — Уныло ответил папа.
Я смотрела на него во все глаза, и не верила. Не может быть. Когда? Зачем? Как он узнал? Мама закудахтала что-то о том, что надо себя беречь, затарахтела "Полиночка, Полиночка", подвела меня к кровати и усадила. Я сморщилась от боли, и она запричитала еще сильнее.
— Как он узнал? — Тихо прошипела я сквозь сжатые зубы. — Мама, как он узнал?
Мама резко остановилась, вскользь взглянула на меня, и снова хотела сбежать, под предлогом — поговорить о чем-то с врачом, или что-то такое, но я схватила ее за руку. Я уже все понимала. Ее виноватый суетливый вид говорил красноречивее любых слов. — Это ты. — Протянула я. Это был не вопрос.
Мама застыла на месте, посмотрела на папу таким взглядом, будто и упрекала его, и искала поддержки одновременно, но тот отвел глаза, поджав губы. И она вскрикнула, в его сторону, не мне, а ему, так будто они спорили об этой ситуации уже не раз, но она так и не смогла его убедить в своей правоте:
— А что я должна была делать? Сидеть и смотреть, как моя дочь умирает, а этот мерзкий ублюдок ходит, как ни в чем не бывало?!
— Она не умирала. — Поморщился папа, как будто мама говорила полную чушь.
— Да? Она потеряла два литра крови, она была на грани!
— Но все обошлось? Полина жива, а этот мальчик теперь будет сидеть в тюрьме, за то, что устроил самосуд.
— Нет. — Шокировано прошептала я, но меня никто не услышал, родители продолжали перебрасываться своими доводами, как мячиком для пин-понга. Мама кричала о том, что теперь все знают, что меня есть, кому защитить, и никто меня больше не тронет. Папа тоже перешел на крик, и утверждал, что из тюрьмы защищать не очень то получится. Я смотрела на них, и внутри меня все переворачивалось от ужаса. Игнат не может попасть в тюрьму. Это ошибка. Так быть не должно. — Ты должен вытащить его пап. — Прохрипела я, и осталась снова не услышанной. — Ты должен ему помочь. — Добавила громче.
Папины слова, которые он выкрикивал маме, оборвались. Он посмотрел на меня и нахмурился, будто я сказала какую-то несусветную чушь.
— Что? — Переспросил он, поморщившись.
— Ты должен ему помочь, ты должен вытащить его. — Повторила я.
— Нет. Не должен. — Фыркнул папа. — С чего бы это? Он знал, на что шел. Разве это нормально? Разве нормально то, что он сделал?
Мама открыла уже было рот, но я схватила ее за руку, останавливая.
— Папа, прошу тебя. — Заговорила я, умоляюще глядя на отца. — Клянусь, я больше ни о чем тебя не буду просить. Никогда. Я обещаю. Я все, что хочешь, сделаю. — Мои глаза наполнились слезами. Я готова была ползать перед отцом на коленях, умолять, требовать, рыдать. Я готова была сделать все, лишь бы Игнат был на свободе. Все это какая-то дикость. Все это неправильно. Он не должен был ходить туда и делать то, что сделал. Он не должен был пострадать от этой проклятой ситуации. Он ведь хороший, он другой… Нельзя позволить, чтобы ему тоже сломали жизнь. Хватит. Хватит покалеченных судеб. Так быть не должно. Это неправильно. Неправильно…
Я сидела, раскачивалась взад-вперед, и смотрела на папу, а из моих глаз уже нескончаемым потоком лились слезы.