Рой Клостерман вернулся на свое место за столом, Марти тоже села на место.
— Нет, — сказал врач.
— Но ведь одной лишь ссылки на аналогичный случай с преступлениями против дошкольников было бы достаточно… — удивленно начал Дасти.
— Я не воспользовался этими сведениями.
Загорелое лицо врача, потемневшее от гнева, стало совсем бурым и пошло пятнами.
Клостерман прокашлялся и продолжил рассказ:
— Кому-то стало известно, что я звонил в Санта-Фе и Скоттсдэйл, расспрашивая насчет Аримана. Однажды вечером я пришел домой после приема и обнаружил здесь, на кухне, на тех самых местах, где сидите вы, двоих человек. В темных костюмах, при галстуках, благопристойного вида. Но эти люди были незнакомы мне, и, когда я повернулся, чтобы убраться к черту из дома, позади меня оказался третий.
Дасти внимательно слушал рассказ Клостермана, но углубляться в
Если доктор Ариман был их врагом, то он был врагом в полном смысле этого слова. Только в Библии Давид мог одолеть Голиафа. Только в кино малыш имеет шанс справиться с левиафаном.
— Ариман использует грубую силу? — спросила Марти, то ли потому что не могла понять того, что уже постиг Дасти, то ли потому, что не хотела верить этому.
— Никакой грубости. У каждого из тех, кто забрался ко мне, прекрасные перспективы на обеспеченную старость, превосходное медицинское обслуживание, великолепные зубы и право пользования служебной машиной в рабочее время. Так или иначе, они принесли видеозапись, и показали ее мне на моем же видеомагнитофоне. На ленте был снят мальчик — мой пациент. Его мать и отец — тоже мои пациенты и к тому же старые друзья. Близкие друзья.
Врач был вынужден прервать рассказ. Он задыхался от гнева, от перенесенного ужасного оскорбления. Его рука с такой силой стиснула бутылку, что, казалось, стекло вот-вот треснет.
— Мальчик, ему девять лет, — совладав с собою, продолжил Клостерман, — действительно хороший ребенок. В видеозаписи по его лицу текут непрерывные слезы. Он рассказывает кому-то, находящемуся вне поля зрения камеры, как, начиная с возраста шести лет, подвергался сексуальным домогательствам со стороны своего доктора. С моей стороны. Я никогда не совершал ничего подобного с этим мальчиком, никогда не думал об этом, просто не мог. Но он говорил очень убедительно, эмоционально и образно. Любой, кто знает его, твердо скажет, что он не мог разыграть такой сцены, не мог выдумать такую чудовищную ложь. Он слишком наивен, чтобы быть настолько двуличным. Он верит всему этому, каждому слову. И в его мыслях все это происходило, все эти мерзости, и он считает, что это делал я.
— Мальчик был пациентом Аримана, — уверенно сказал Дасти.
— Нет. Эти три мерзавца, вторгшиеся в мой дом, эти ухоженные благообразные головорезы сказали мне, что пациенткой Аримана была мать мальчика. Я не знал об этом. Я даже представить не могу, зачем ей нужно было с ним встречаться.
— Через мать, — сказала Марти, — Ариман наложил лапы на мальчика.
— И каким-то образом обработал его, внедрив с помощью гипнотического внушения или чего-то еще в этом роде ложные воспоминания.
— Это больше, чем гипнотическое внушение, — сказал Дасти. — Не знаю,
Отхлебнув добрый глоток пива, Рой Клостерман продолжил:
— Эти ублюдки сказали мне… во время съемки мальчик находился в трансе. Оказавшись в полном сознании, он не будет помнить об этих ложных воспоминаниях, об ужасных вещах, которые говорил обо мне. Он никогда не увидит этого во сне, даже на подсознательном уровне это не будет его тревожить. Они не окажут никакого воздействия на его психику, его жизнь. Но ложные воспоминания должны внедриться в сферу, которую они назвали подподсознанием, сохраняться там в подавленном виде и могут быть получены, если мальчик когда-нибудь получит команду все это вспомнить. Они обещали дать ему эту команду в том случае, если я попытаюсь причинить неприятности Марку Ариману в связи с делом дошкольного заведения Орнуолов или каким-либо еще. После этого они уехали, забрав с собой видеозапись.
Адвокат Аримана, обитавший в сознании Дасти, удалился куда-то в дальние закоулки, его голос звучал куда слабее и потерял убедительность.
— Но вы хоть предполагаете, кем могли быть эти трое? — спросила Марти.
— Мне совершенно неважно, название какого учреждения напечатано на тех чеках, по которым они получают зарплату, — отозвался Рой Клостерман. — Достаточно, что я знаю, чем от них пахло.
— Властью, — уверенно сказал Дасти.
— Прямо так и смердело, — подтвердил врач.
Судя по всему, в этот момент Марти не так боялась сама сотворить что-нибудь ужасное, как тревожилась, не сделали бы этого мужчины: она положила ладонь на руку Дасти и изо всей силы прижала ее к столу.
Из прихожей послышалось запыхавшееся дыхание и торопливый стук когтей собачьих лап. Валет и Шарлотта, наигравшиеся, улыбаясь всеми своими страшными зубами, возвратились в кухню.