Я немедленно бросился к вольеру со щенками.
— Трусишки нам не нужны, — продолжал отец. — Постучи по прутьям и посмотри, кто не испугается.
Я потряс висящие на цепях ворота. Цепи громко зазвенели. Около дюжины щенков бросились к задней стенке вольера и сбились в кучу, превратившись в один меховой клубок. Лишь один остался на месте. Золотистый щен с белой отметиной на груди бесстрашно залаял на невидимого противника. Я подошел к вольеру: он радостно запрыгал и принялся лизать мне пальцы сквозь решетку. Это была любовь с первого взгляда.
Я привез его домой в картонной коробке и назвал Шоном.
Шон оказался одним из тех псов, что приносят добрую славу всему собачьему племени. Он с первого раза выучивал все команды и почти не нуждался в воспитании. Я мог бросить на пол собачье печенье и не сомневался, что Шон к нему не притронется, пока не получит разрешения. Он неизменно шел на зов и оставался на месте, если ему приказывали «сидеть».
Он был рядом, когда я выкурил свою первую (и последнюю) сигарету, когда в первый раз поцеловал девушку. Когда я тайком взял машину старшего брата и первый раз в жизни сел за руль, Шон сидел со мной на переднем сиденье.
Шон — веселый, игривый, ласковый, но неизменно спокойный и благовоспитанный. Родственники, приезжавшие к нам на выходные, возвращались домой с твердым решением завести собаку — так действовал на них Шон, «святой Шон», как они его называли. Скоро слово «святой» стало его прозвищем. Один из тысяч беспородных американских псов, из-за своего происхождения обреченных на нежеланность и ненужность, благодаря улыбке судьбы обрел свой дом. Я вошел в его жизнь, а он в мою.
Наша дружба длилась четырнадцать лет. Когда он умер, меня не было рядом — я окончил колледж и получил свою первую работу на другом конце страны. А Святой Шон остался дома, где ему все было привычно и знакомо. Мои родители — они были уже на пенсии — позвонили, чтобы рассказать мне о его смерти. Мать позднее рассказывала мне:
— Пятьдесят лет я замужем за твоим отцом и всего дважды видела, как он плачет. Один раз — когда мы потеряли Мэри Энн (мою сестру, родившуюся мертвой). И второй — в день, когда умер Шон.
Святой Шон, ангел-хранитель моего детства! Он был идеальным псом. Обо всех прочих собаках, встречавшихся мне в жизни, я сужу по тому, похожи ли они на Шона.
Глава первая
Она, я и щенок
Мы были молоды. Мы были влюблены. Мы почти не расставались. Шли первые месяцы брака — время, когда жизнь кажется безоблачной.
И вот однажды январским вечером 1991 года, за ужином, мы с женой решили ответить на объявление, которое прочли в «Палм-Бич пост».
Сам толком не могу понять, зачем мы это сделали. За несколько недель до этого, проснувшись на рассвете, я обнаружил, что лежу в одиночестве. Поднявшись с постели, я нашел Дженни на террасе нашего скромного бунгало: она сидела за стеклянным столиком, склонившись над газетой.
Ничего необычного в этой сцене не было. «Палм-Бич пост» не только была местной газетой, но и доставляла нам добрую половину заработка. Мы с женой были журналистами. Дженни писала статьи в «Пост», в раздел «Горячая тема», я трудился репортером в конкурирующей южнофлоридской газете «Сан-Сентинел», редакция которой находилась в Форт-Лодердейле, в часе езды от нас.
Но этим утром Дженни уткнула нос в платные объявления. Подойдя поближе, я увидел, что она старательно обводит кружком заголовок раздела: «Домашние животные. Собаки».
— Так-так, — проговорил я ласковым голосом новоиспеченного мужа. — Чем это ты тут занимаешься?
— Все из-за того цветка, — ответила она.
— Цветка? — повторил я.
— Того идиотского цветка, который мы с тобой загубили.
Мы? Я не собирался развивать эту тему: вообще-то купил цветок я, а вот загубила его Дженни. Однажды вечером я удивил ее роскошной диффенбахией с разлапистыми изумрудно-палевыми листьями.
— По какому случаю? — спросила она.
Никакого особого случая не было: просто мне захотелось еще раз показать жене и почувствовать самому, какая классная штука семейная жизнь.
Жена пришла в восторг и от моего жеста, и от цветка… и немедля принялась топить бедное растение в своей заботе. В прямом и переносном смысле. Исходя из предположения, что все живые существа нуждаются в воде, но, как видно, забыв, что воздух для них тоже не лишний, она устраивала диффенбахии ежедневный потоп.
— Смотри не утопи ее, — предупреждал я.
— Да-да, — отвечала она, опрокидывая в горшок очередные литры воды.
Диффенбахия начала хиреть и чахнуть. Чем хуже ей становилось, тем более рьяно Дженни ее поливала, пока бедняга не сгнила заживо. И вот теперь мысль моей жены каким-то таинственным образом сделала скачок от мертвого цветка в горшке к живому щенку из объявления. «Убил цветок — купи щенка!» — замечательный образчик женской логики.
Приглядевшись внимательнее к газете, лежавшей на столе, я увидел, что Дженни отметила тремя жирными красными звездочками одно объявление. Оно гласило: «Щенки лабрадора, палевые. Чистая линия Американского клуба собаководства. Можно увидеть родителей».