— Подожди-подожди, — сказал я. — Объясни, пожалуйста, еще раз, зачем тебе щенок и при чем тут диффенбахия?
— Понимаешь, — жалобно ответила она, — я так старалась, а что из этого вышло! Даже какой-то дурацкий комнатный цветок у меня не выжил! — И, глубоко вздохнув, перешла к главному: — Если у меня даже цветок не выжил, как же я смогу вырастить малыша?
«Детский вопрос», как мы это называли, занимал в жизни Дженни важное место, и день ото дня все большее. Мы познакомились через несколько месяцев после окончания колледжа в маленькой газетке в Западном Мичигане: в то время мы совсем не чувствовали себя взрослыми. Для обоих это была первая серьезная работа. Мы вели себя словно дети, вырвавшиеся из-под родительской опеки: питались исключительно пиццей, поглощали огромное количество пива и совершенно не думали о том, что молодость, свобода и возможность беспрепятственно есть пиццу и пить пиво когда-нибудь закончатся.
Шли годы. Едва мы начали встречаться, как работа разбросала нас по разным уголкам восточных Соединенных Штатов. Сначала мы жили в часе езды друг от друга. Потом — в трех часах. Потом — в восьми, потом — в сутках. Когда мы оба наконец осели в Южной Флориде и смогли пожениться, ей было уже под тридцать. Все ее подруги обзаводились детьми. Тело ее требовало материнства. Возможность продолжить свой род, казалось, никуда не денется, но время уходило.
Я наклонился и поцеловал ее.
— Глупости, — сказал я не очень убедительно, потому что понимал: вопрос серьезный.
Оба мы знали, что когда-нибудь обзаведемся детьми, но готовы ли мы к этому? Дети — это же так серьезно и так… так… да что греха таить? — страшновато.
— Вот я и подумала, — грустно улыбнувшись, проговорила Дженни, — может быть, сначала потренируемся на щенке?
Пасмурным вечером мы выехали из города. Я так и этак обдумывал наше решение завести собаку. Это огромная ответственность, особенно для людей, которых целыми днями не бывает дома. Но мы знали, на что идем. Оба мы росли в домах, где были собаки, и очень их любили. Еще в первые дни нашего романа, когда о детях и помину не было, мы рассказывали друг другу о том, какие собаки были у нас в детстве, как мы по ним скучаем, и обещали друг другу непременно завести пса, как только у нас появится собственный дом и налаженная жизнь.
Теперь у нас было и то и другое.
Чудесный маленький домик на чудесном огороженном участке в десять соток — как раз то, что нужно для собаки. И место — лучше не придумаешь: тихий пригород в полутора кварталах от канала, отделяющего густонаселенный Западный Палм-Бич от особняков Восточного Палм-Бич. В конце нашей улицы, Черчилль-роуд, простирался парк; вдоль канала тянулась на несколько километров асфальтовая дорожка. Идеальное место.
Дом, построенный в пятидесятых годах, хранил очарование старой Флориды — грубо оштукатуренные стены, камин, большие окна и стеклянные двери, ведущие на террасу. Дворик был маленьким тропическим раем, полным пальм, бромелий и авокадо. Над всем возвышалось манговое дерево, каждое лето с грохотом сбрасывавшее свои увесистые плоды.
Бунгало с двумя спальнями и одной ванной мы купили через несколько месяцев после свадьбы и немедленно решили устроить в нем ремонт. В первый же вечер на новом месте мы сняли ковры и вытащили их на улицу. Под коврами обнаружился девственно чистый дубовый паркет. Мы шлифовали и полировали его, пока он не заблестел, как зеркало. Затем отправились по магазинам и выкинули большую часть двухнедельной зарплаты за персидский ковер ручной работы.
Объединенными усилиями мы навели в доме идеальный порядок. Теперь — и в этом была железная логика — настало время поселить здесь четвероногого жильца с острыми когтями, большими зубами и не очень хорошим знанием английского, чтобы этот порядок снова полетел в тартарары.
— Не гони, ковбой! Как бы нам не проехать мимо, — нахмурилась Дженни.
Наш путь лежал в чернильно-черной мгле по бывшим болотам, после Второй мировой войны осушенным для сельскохозяйственных нужд, а затем заселенным жителями пригородов.
Как и предсказывала Дженни, вскоре фары нашей машины осветили почтовый ящик с написанным на нем адресом — именно тем, который был нам нужен. Я свернул на гравийную дорогу, ведущую к большому деревянному дому. У дверей нас встретила женщина средних лет по имени Лори: вокруг нее вертелся крупный палевый лабрадор.
— Это Лили, счастливая мать, — представила нам ее хозяйка.
Лили была воплощением идеального лабрадора — веселая, дружелюбная, благовоспитанная и необыкновенно красивая.
— А где отец? — спросил я.
Женщина на мгновение замялась:
— А, Сэмми-бой? Он где-то здесь, — и быстро добавила: — Вам, наверное, не терпится увидеть щенков.
Она провела нас через кухню в кладовку, превращенную в детскую. Пол был устлан газетами, а в углу, в невысокой коробке, прыгали, стараясь получше разглядеть незнакомцев, девять крошечных щенят.
— Боже мой! — ахнула Дженни. — Какие же они лапочки!