Ложное впечатление. Подсолнух. Две девочки в синем. Марли и я

В машине я заранее устроил на пассажирском сиденье уютное гнездышко из полотенец. Однако едва я успел вырулить на шоссе, как щенок принялся выбираться из полотенец и, повизгивая от восторга, пополз прямо ко мне. На пути Марли встретилось первое в его жизни препятствие — центральная консоль. На миг он завис, навалившись пузом на тормоз: передние и задние лапы его болтались в воздухе по обе стороны консоли. А в следующий миг закон тяготения взял верх, и малыш, соскользнув с консоли, приземлился мне на колени.

Господи, до чего же он был счастлив! Визжа от радости, он зарылся мордой мне в живот и принялся покусывать пуговицы на моей рубашке. Хвост его молотил по рулю, словно игла метронома: бум! бум! бум!

— Ух ты! Ты чувствуешь ритм! — воскликнул я. — Не зря тебя назвали Марли!

Приехав домой, я запустил щенка внутрь и снял с него поводок. Он принялся обнюхивать дом — и обнюхал в нем каждый уголок. А потом сел, вопросительно глядя на меня, словно хотел сказать: «Ну, это все хорошо, но где же мои братья и сестры?»

Только вечером Марли вполне осознал, что для него начинается новая жизнь. Перед тем как ехать за щенком, я приготовил для него спальню в пристроенном к дому гараже на одну машину. Автомобиль мы там никогда не держали, предпочитая использовать гараж как кладовку. Там мы поставили стиральную машину, сушилку и гладильную доску. Там было сухо и удобно, а бетонный пол и стены гаража не боялись никаких повреждений.

— Марли, — сказал я, — здесь ты теперь будешь жить.

Я постелил на полу газеты, положил на пол несколько собачьих игрушек, налил в миску воды, а в угол гаража поставил картонную коробку, постелив в нее старую простыню.

— А здесь ты будешь спать, — добавил я и уложил Марли в коробку.

С такой постелью он был знаком — но прежде делил ее с братьями и сестрами. Теперь он обошел коробку по периметру и остановился, жалобно глядя на меня. Желая посмотреть, что будет дальше, я вернулся в дом, закрыл за собой дверь и прислушался. Поначалу — ничего. Затем — тихое, еле слышное скуление. А потом — громкий жалобный вой.

Я открыл дверь; увидев меня, Марли немедленно умолк. Я присел с ним рядом, погладил и поговорил с ним пару минут, а затем снова ушел. Встав по другую сторону двери, начал считать про себя. Раз, два, три… Марли выдержал до семи — затем жалобный щенячий плач возобновился. Это упражнение мы повторили несколько раз — с тем же результатом. Наконец я устал и решил, что стоит оставить его в покое: скоро сам заснет. С этой мыслью я закрыл дверь, отправился в противоположный конец дома и лег в постель.

Марли выл. Даже прикрыв голову подушкой, я слышал его вой. И представлял, как он сидит в совершенно незнакомом темном гараже, впервые в жизни оставшись совсем один. Как бы я себя чувствовал на его месте?

Я вытерпел полчаса. Затем встал и отправился за Марли. Едва увидев меня, он просветлел мордой и принялся радостно бить хвостом о стенки коробки. Я взял его вместе с коробкой, отнес к себе в спальню и поставил на пол у кровати. Потом лег, опустил руку в коробку, нащупал теплый, мохнатый, мерно вздымающийся и опускающийся бок.

Так мы и заснули.

Следующие три дня я полностью посвятил щенку. Я ложился на пол и позволял ему скакать по мне. Возился с ним. Он бегал за мной повсюду — и грыз все, до чего мог дотянуться.

Примерно каждые полчаса я выводил его во двор облегчиться. Если случались «конфузы» в доме, стыдил его. Если он писал снаружи, обнимал и осыпал комплиментами. А если уж ему случалось сходить по-большому во двор, радовался так, словно он только что выиграл во Флоридской лотерее.

Вернувшись из Диснейуорлда, Дженни так же самозабвенно взялась за воспитание щенка. Никогда прежде я не подозревал, что в моей молодой жене столько нежности, терпения и любви. Она ласкала его, возилась с ним, водила его гулять. Часами расчесывала густую шерсть, проверяя, нет ли у него блох и клещей. Ночь за ночью она вставала каждые пару часов, чтобы вывести его во двор по туалетной надобности. Думаю, прежде всего благодаря ей Марли быстро приучился делать свои дела только снаружи.

А еще она его кормила. Следуя инструкциям на упаковке, мы давали Марли три большие миски щенячьего корма в день.

Между завтраком, обедом и ужином Марли предавался любимой забаве: хватал ботинок, или подушку, или карандаш — первое, что попадет на зуб, — и убегал с ним.

Особенно радовали его небольшие предметы, которые легко спрятать во рту. Однако скрыть, что в пасти у него добыча, Марли не удавалось. Он приходил в безумный восторг и начинал как-то приплясывать на месте, тряся головой и извиваясь всем телом. Этот сумасшедший танец мы прозвали «мамбой Марли».

— Ну-с, и что у нас на этот раз? — спрашивал я, направляясь к нему.