Ложное впечатление. Подсолнух. Две девочки в синем. Марли и я

Марли пускался бежать. Когда мне наконец удавалось зажать его в угол и уговорить открыть пасть, я никогда не оставался с пустыми руками. Обязательно оказывалось, что он подобрал что-то с пола, или вытащил из мусорного ведра, или (когда стал побольше) стянул с обеденного стола. Бумажные полотенца, салфетки, пробки от бутылок, шахматные фигуры — все шло в дело. Однажды я обнаружил, что к небу Марли приклеился чек, которым мне выплачивали зарплату!

Скоро у нас сложился новый распорядок дня. Каждое утро начиналось с прогулки до берега и обратно. После завтрака и перед душем я обходил задний двор с лопатой и закапывал «мины», оставленные Марли. Дженни уходила на работу еще до девяти, а я редко выходил из дому раньше десяти, так что мне выпадало запирать Марли в бетонном бункере, оставив ему свежую воду, богатый набор игрушек и просьбу «быть хорошим мальчиком». В половине первого Дженни возвращалась домой на обеденный перерыв, кормила Марли и выпускала его во двор поиграть с мячом. Вечером, после ужина, мы отправлялись пройтись по набережной канала, где вдалеке, в розовом закатном свете, виднелись яхты Палм-Бич.

«Пройтись» — не совсем подходящее слово. Марли носился как сумасшедший. Стоило ему заметить что-нибудь интересное, он рвался вперед, натягивая поводок и рискуя задохнуться. Мы тянули его назад, а он нас — вперед. Если в пределах видимости появлялся человек с собакой, Марли с ума сходил от желания с ними познакомиться.

— Да, вот уж кто любит жизнь! — заметила о нем одна встречная собачница.

Пока он был маленьким, в перетягивании поводка мы побеждали. Однако с каждой неделей баланс сдвигался в его пользу. Марли рос и становился все сильнее. Не за горами было время, когда он начнет одолевать нас обоих. Мы понимали, что надо укротить его темперамент и приучить гулять как следует, пока он не затащил нас под колеса какого-нибудь мимо проезжающего автомобиля. Но наши друзья, ветераны-собаководы, уговаривали нас не спешить с дрессировкой.

— Еще успеется, — говорили они. — Наслаждайтесь его детством, пока можете.

Так мы и делали. Однако нельзя было позволять Марли всегда поступать по-своему. Мы установили свои правила и требовали их соблюдения. Мебель и постельное белье — не трогать. Пить из унитаза, нюхать чужие ширинки и грызть ножки стульев — не разрешается (хотя если очень хочется, то можно и перетерпеть выговор). Мы старались научись его простейшим командам: «ко мне», «сидеть», «лежать», «место» — с переменным успехом.

Однако при всех своих шумных выходках Марли играл важную роль в нашей жизни и в наших отношениях. Он показал Дженни, что она способна по-матерински заботиться о маленьких и слабых. Уже несколько недель он был на ее попечении — и процветал!

Освоившись с новым членом нашей семьи, мы свободнее и смелее заговорили о том, чтобы расширить семью иным способом. Через несколько недель после появления в доме Марли мы перестали предохраняться. Не то чтобы твердо решили завести ребенка — для людей, всю предыдущую жизнь, как огня, опасавшихся твердых решений, это был бы чересчур смелый шаг. Нет, просто перестали предохраняться.

По совести сказать, мы очень боялись. У нас было несколько знакомых пар, которые на протяжении многих месяцев, даже лет безуспешно пытались зачать ребенка и постепенно превратились в каких-то одержимых. На вечеринках они не могли говорить ни о чем, кроме визитов к врачу, анализов спермы и так далее, чем очень смущали всех сидящих за столом. Что, интересно, надо отвечать в таких случаях? «По-моему, у вас прекрасная сперма»? Страшно было представить, что мы превратимся в таких же чокнутых.

Поэтому, когда очередная семейная пара сообщала нам, что они решили обзавестись ребенком, мы в ответ молчали. Дженни просто забыла в кабинете врача свой рецепт на контрацептивы. Если забеременеет — прекрасно. Если нет — что ж, не особенно-то и хотелось, верно?

Зима в Палм-Бич — чудесное время: прохладные ночи и теплые, сухие, солнечные дни. После нестерпимо долгого и жаркого лета, от которого спасаешься только кондиционерами, зимой начинаешь понимать, за что люди любят субтропики. Мы обедали и ужинали во дворе, каждое утро собирали в собственном саду апельсины и выжимали из них сок, а на столе у нас всегда стояли свежие гибискусы.

Однажды в конце марта, в чудный солнечный день, Дженни пригласила к нам в гости подругу вместе с ее бассет-хаундом Бадди. Мы выпустили обоих псов во двор без поводков. Старина Бадди сначала, кажется, был немного ошарашен, увидев, что вокруг него с радостным лаем скачет кругами какой-то безумный золотистый юнец. Но быстро сориентировался — и скоро оба уже носились друг за другом, а через час, вымотанные до предела, вместе прилегли отдохнуть под манговое дерево.

Несколько дней спустя Марли начал беспрерывно чесаться. Дженни, встав рядом с ним на колени, принялась, как обычно, осматривать его. И вдруг воскликнула:

— Черт возьми! Ты только посмотри!