Ложное впечатление. Подсолнух. Две девочки в синем. Марли и я

Накануне мы попробовали прикинуть по календарю дату зачатия. Дженни беспокоилась, что сражалась с блохами, уже будучи беременной. Ведь контакт с таким количеством химикатов может навредить ребенку! Она поделилась своими тревогами с врачом, и тот заверил ее, что об этом беспокоиться не стоит. Просто больше этой химией не пользуйтесь, посоветовал он. И попросил ее прийти через три недели на УЗИ.

— Попросил нас принести видеокассету, — рассказывала она, — чтобы можно было сделать копию для потомков!

Местные жители говорят, что во Флориде четыре времени года. Они не слишком резко отличаются друг от друга, но различить их можно. Не верьте им. Времен года всего два: одно — сухое и теплое, другое — жаркое и влажное. Тропическая жара была уже на подходе, когда однажды, проснувшись утром, мы обнаружили, что наш щенок — больше не щенок. Марли превратился в нескладного подростка. К пяти месяцам его тело заполнило все складки пушистой желтой шкуры. Лапы больше не выглядели непропорционально крупными. Младенческие острые зубки уступили место клыкам, с помощью которых он в три укуса уничтожал новый кожаный ботинок. Лай сделался грозно-басовитым. Встав на задние лапы, он мог положить передние мне на плечи и смотреть прямо в глаза (в такие моменты он очень напоминал циркового медведя).

Ветеринар, увидев его впервые, присвистнул и сказал:

— Немаленький мальчик у вас растет!

Не мы одни заметили это превращение. По тому, как незнакомцы обходили его стороной, как отшатывались, стоило ему повернуться в их сторону, было понятно, что и другие больше не видят в нем безобидного щенка.

Вскоре мы обнаружили, что это не так уж плохо.

Мы жили в одном из тех районов, которые городские планировщики называют «изменчивыми». Застроенный в сороковых-пятидесятых годах, изначально он был заселен пенсионерами. Прежние хозяева постепенно вымерли, и их место заняла пестрая толпа квартиросъемщиков. К тому времени, как мы сюда переехали, район снова пришел в движение: теперь его заселяли геи, художники и молодые профессионалы, привлеченные близостью воды и причудливой архитектурой в стиле арт-деко.

Наш квартал служил буфером между шоссе Саут-Дикси и шикарными домами богачей у самой воды. Шоссе Дикси — когда-то федеральная дорога США-1 — шло по восточному берегу Флориды и до введения в действие новой системы федеральных трасс служило главным путем в Майами. По обочинам его тихо загибались дешевые магазинчики, бензоколонки, стихийные рынки, кафе и сомнительные мотели.

По четырем углам перекрестка Саут-Дикси и Черчилль-роуд располагались: магазин спиртных напитков, круглосуточный супермаркет, магазин импортных товаров с тяжелыми решетками на окнах и автоматическая прачечная на открытом воздухе, где местные жители толкались всю ночь. Наш дом стоял в центре квартала, в восьми домах от перекрестка.

До сих пор район казался нам вполне безопасным, однако кое-что указывало на то, что у этих мест есть своя темная сторона. Пару раз исчезали инструменты, оставленные мною в саду, а в один из редких холодных дней кто-то стащил целую поленницу, которую я сложил у стены дома. Однажды в воскресенье, когда мы обедали в своей любимой закусочной за обычным столиком у окна, Дженни указала на пулевое отверстие в стекле прямо над нашими головами и сухо заметила:

— В прошлый раз этого здесь не было.

Теперь, когда рядом с нами был огромный пес, на которого с опаской косились прохожие, мы чувствовали себя в безопасности. Конечно, Марли был безобиден, как ягненок, и едва ли способен причинить кому-то вред — разве что зализать до смерти. Но возможные противники этого не знали! Они видели в нем крупного, мощного, непредсказуемого зверя. И нас это вполне устраивало.

К беременности Дженни подошла очень ответственно. Теперь она вставала на рассвете, чтобы сделать зарядку и прогуляться с Марли. Ела только здоровую пищу, в основном овощи и фрукты. Полностью отказалась от кофеина и алкоголя.

Мы поклялись хранить беременность в тайне, пока не пройдут все сроки, угрожающие выкидышем. Однако от радости то и дело выбалтывали свою тайну то одному, то другому конфиденту, с каждого требуя обещание молчать, — и скоро наш секрет уже ни для кого не был секретом.

В день визита к врачу я отпросился с работы и, следуя его совету, захватил с собой чистую видеокассету. Нам предстоял медицинский осмотр, ультразвуковое исследование и консультация. Прикрепленная к нам акушерка должна была выслушать сердцебиение малыша, показать его нам на экране и ответить на все наши вопросы.

Мы были на месте ровно в девять часов, сгорая от нетерпения. Акушерка провела нас в смотровую.

— Хотите послушать, как бьется сердце у вашего малыша? — спросила она.

— Еще бы не хотеть! — ответил я.

Она закрепила на животе Дженни что-то вроде микрофона с динамиком. Мы сидели, боясь шевельнуться, с застывшими на лице улыбками, и ждали, когда раздастся сердцебиение, но не услышали ничего, кроме треска помех.

Акушерка сказала, что такое бывает.