Ложные надежды

Чувствую мимолётное движение под пальцами, поглаживающими её щёку, и специально отстраняюсь, чтобы убедиться в самом смелом своём предположении: она улыбается. Легонько, чуть приподняв вверх уголки губ. И меня обдаёт холодом, окунает в жар, распирает и раздирает нежностью, раскручивает над землёй и вышвыривает в невесомость от всех тех эмоций, что испытываю разом по отношению к ней.

Люблю тебя, Машенька. Так сильно люблю.

— Я тебя… — меня прерывает звонок телефона, никогда прежде не казавшийся настолько несвоевременным. Первый порыв сбросить Глеба благоразумно отметаю, как и второй послать его к чёрту, и принимаю вызов, злобно рыча в трубку: — Да, чего тебе?

Он говорит быстро, чётко. Коротко излагает информацию, от которой мои пальцы сами собой тянутся к карману брюк, где должна быть новенькая пачка сигарет, а ладонь так стискивает телефон, что тот грозит треснуть и разлететься осколками стекла.

— Понятно, — бросаю ему, прежде чем отключиться. Ловлю хмурый, напряжённый взгляд Маши, и делаю один глубокий вдох и резкий выдох, прежде чем нахожу силы сообщить ей последние новости. — Вашего куратора только что зарезали в метро.

Глава 14

Всю оставшуюся до дома дорогу мы молчим. Тишина вязкая, с кисловатым привкусом, забродившая — она вызывает болезненную пульсацию в висках и тошноту, застрявшую посреди глотки плотным комком копошащихся червей, нарочито медленно скатывающихся в желудок один за другим и постепенно поднимающихся, ползущих обратно, вверх по пищеводу.

Маша смотрит прямо перед собой, выхватывая вид машин через лобовое стекло, а я смотрю на неё, не представляя, что буду говорить, когда это потребуется. Наверное, впервые в жизни мне настолько жаль, что у неё действительно всегда есть вопросы.

Глеб меня предупреждал. Предостерегал. Предвидел возможность того, что вполне рядовые кражи денег могут обернуться чем-то более серьёзным и опасным.

А я, самоуверенный и эгоистичный кретин, думал только о том, как бы подобраться к ней максимально близко и показать себя во всей красе.

Показал, Кирилл? Показал, что нихуя ты в этой жизни не контролируешь?

— Кирилл Андреевич, я буду круглосуточно на связи, если вдруг понадоблюсь.

— Спасибо, Семён Вадимович, — киваю водителю сдержанно и быстро выхожу из машины, настороженно оглядываясь по сторонам подземного паркинга. Продолжение фразы «…только я уже не знаю, кому могу доверять» теряется среди мыслей и мечется там испуганно, производя слишком много ненужного шума, от которого начинает ещё сильнее болеть голова.

Паника с тревогой слаженно сдавливают меня с двух сторон, сжимают в самой обычной ловушке, стремятся размазать до никчёмного кровавого пятна. Я подозреваю всех. Даже самого себя — вспоминая, где и когда мог ляпнуть лишнего, выдать себя, воспользоваться услугами не того человека.

— Ты доверяешь этому человеку? — словно подслушивая мои мысли, спрашивает Маша, пока мы поднимаемся на лифте в мою квартиру. Или это именно я думаю так громко, что проще было бы орать все те слова отчаяния, крутящиеся на языке?

— Наверное. Да, — пытаюсь рассуждать здраво и рационально, сбросить с себя морок страха, туманом клубящегося вокруг. — Он бывший сосед Глеба. Его дочь, ровесница Дианы, однажды выглянула с балкона что-то сказать ждавшим её на улице одноклассникам и упала вниз. С десятого этажа. Никто так и не понял, как это произошло — может, голова закружилась. Но она в коме с тех самых пор, а мы оплачиваем её содержание и всё возможное лечение взамен на его преданность.

— Она ещё может очнуться?

— Её могут вывести из комы, и она будет всё понимать, но не шевелиться, ни есть самостоятельно, ни разговаривать уже не сможет. Поэтому родители не хотят, чтобы её приводили в сознание. И это стоит очень больших денег и лояльности врачей, которых порой недостаточно просто купить.

— И много у вас таких людей? Чья преданность зависит не только от предложенной суммы денег?

— Много, — отвечаю на автомате, не особенно вдумываясь, набираюсь смелости для того разговора, от которого она так непринуждённо и ловко пытается меня увести, воспользовавшись первым же выпавшим, — по глупости данным лично мной, — шансом.

Кажется, она собирается сказать что-то ещё, но я вовремя перехватываю её решительный взгляд и качаю головой, безмолвно призывая закончить этот фарс. Язык намертво прилипает к нёбу, в горле першит, будто во время болезни, и только когда у меня не сразу получается попасть ключом в замочную скважину, приходит осознание того, что пальцы подрагивают.

— Кирилл, — начинает она резко и бескомпромиссно, как только мы заходим в квартиру, и прислоняется спиной к входной двери, выбивая из меня хриплый смешок.

Ты думаешь, Ма-шень-ка, что я могу сбежать от этого разговора в прямом смысле?

— Маша? — перехватываю её нападение, насмешливо изгибаю бровь в знак фальшивого удивления, ухмыляюсь так мерзко, что самому хочется умыться ледяной водой от ощущения раздражающей неправильности вновь происходящего между нами.

«А сам ты давно научился отвечать за свои поступки, Кирилл?»