Ложные надежды

— Ну надо же, Кирилл, и месяца не прошло! Когда-нибудь настанут времена, когда на мои звонки ты начнёшь отвечать в тот же день! — несмотря на то, что время только переползло отметку восьми часов утра, на фоне быстрой и как обычно слегка скомканной Сашиной речи уже слышатся громкие крики её детей.

К сожалению, её претензии — не такая уж шутка. После пожара и обрушения офисного здания я не отвечал ей почти месяц. Не мог собраться с мыслями. Не мог найти в себе силы. Не мог унять удушающее чувство вины за то, что случилось с Ильёй. Даже перед его родителями и родными сёстрами не испытывал такого раскаяния, как перед Сашей.

Они росли вместе. Копошились в одной песочнице, ходили в одну группу детского сада, а позже — в один класс. И порой, глядя на их полное взаимопонимание и совпадение взглядов на жизнь, трудно было поверить в то, что они не были ни родственниками, ни парой.

— Пришлось решать очень много вопросов, совсем не было времени.

— Ну-ну, — недовольно хмыкает она и тут же вздыхает, заметно смягчает тон голоса: — Как ты вообще?

— Ты же знаешь, у нас не было тёплых родственных чувств друг к другу, — максимально сглаживаю формулировки, стараясь звучать равнодушно и спокойно, — горевать по нему я не буду.

— Я подумала, ты можешь быть дезориентирован и растерян.

— Из-за внезапно свалившегося на меня богатства? Или острой нехватки пренебрежения и презрения в свой адрес?

— Ой, теперь я поняла, что ты действительно в полном порядке, — отмахивается она от моего сарказма и тут же перескакивает на свою любимую тему: — Самое время подумать о себе и взять отпуск. Съезди куда-нибудь на недельку, отдохни как следует. Вот и Серёжа говорит, что если много работать и постоянно перенапрягаться…

— Серёжа — ветеринар, — со смешком перебиваю её нравоучения, за последние лет пять выученные уже наизусть.

— А ты и пашешь, как конь! Так что прислушайся, а не ёрничай!

— Уже, Саша, уже. Прямо сейчас еду в Санкт-Петербург.

— Столько лет тебя знаю, и всё равно не понимаю, — замечает она вполне искренне, озвучивая то, о чём сам я думал на протяжении почти всего нашего непродолжительного брака. Как бы хороша, добра, прекрасна она не была, мы жили в параллельных реальностях, не имевших ни одной точки соприкосновения. С Сашей я никогда не мог быть собой, не мог в полной мере поделиться тем, что на самом чувствовал, чем занимался, чего хотел достичь. Она бы не поняла. Не приняла. — И что ты там собираешься делать?

— Предложение руки и сердца.

Саша коротко смеётся и разговор между нами сменяется на обоюдное и многозначительное молчание, которое я выношу на удивление стойко, хотя последние десять дней всеми силами стараюсь избегать любой тишины, зная, что рано или поздно её прервёт очередной дикий крик в моей голове.

— Ты не пошутил? — на всякий случай уточняет она, и от спешки практически сьедает последнее «л».

— Не пошутил.

— Это… та самая девушка?

— Та самая, — вроде просто повторяю за ней, но внутри что-то трещит, искрит и взрывается фейерверками от этих слов. Меня встряхивает, обдаёт жаром и сразу следом — холодом, приходится крепче сжимать ладони на руле и убирать ногу с педали газа, пока машину не повело таким же опасным креном, как меня.

Не могу думать о ней и оставаться спокойным. Не могу сосредоточиться на ни чём, чёрт побери, стоит лишь напомнить себе, что я впервые вот так еду к ней. За ней.

Притормаживаю у обочины и стараюсь унять сердцебиение, достигшее такой силы и скорости, что от него моё тело колотит, как в лихорадке.

Если бы ты только видела, как я боюсь остаться без тебя, Маша.

— Я очень за тебя рада, Кир. Правда очень рада, — повторяет восторженно Сашка, хотя я ничуть не сомневался в том, какой будет её реакция: кажется, моя неустроенность в жизни вызывала у неё даже больше волнения, чем у меня самого. Особенно, когда не стало Ильи и прежде делимая на двух забота целиком досталась мне одному. — Уверена, у вас всё сложится. Несмотря на то, что лично мне больше нравится быть с тобой в разводе.

— Спасибо, — говорю на автомате, не задумываясь, нарушая давно сложившуюся традицию по обмену шутками касаемо нашего брака. Может, оно и к лучшему, потому что так она сразу улавливает, в каком раздрае я нахожусь и по привычке спешит свернуть общение, оставляя меня наедине со своими демонами.

— Тогда… пока? Не пропадай только больше, я же переживаю.

— Пока.

Что-то бормочут сквозь хрипы помех дикторы на радио, машину изредка покачивает от того, на какой огромной скорости пролетают мимо другие автомобили. А у меня так и дрожат руки: пальцы ходят ходуном, потеют ладони, напрягаются предплечья, и взгляд цепляется за торчащий край шрама.

Закатываю рукава рубашки по локоть, но всё равно никак не получается справиться с ощущением, что выступающие на руках вены пульсируют, жгут изнутри. Это она — в них. Растекается по моему телу, заполняет меня, заставляет гореть долгих двенадцать лет без возможности спастись.