— На меня они тоже не рассчитывали, — заметил Кирилл вполголоса, так, что мало кому из той компании удалось бы расслышать его слова. Паша снова недовольно скривился, но переспрашивать из гордости не стал, хотя бы переместив свою пробудившуюся после алкоголя ненависть с меня на Зайцева, чьё существование считал главной причиной, мешающей им с Ксюшей быть вместе.
— А ты опять не пойдёшь с нами купаться, юный Форд Рокфеллер?
— Это фамилии двух разных людей, — вставила я по привычке, вовсе не собираясь раздражать Пашу ещё сильнее. Но вышло как всегда восхитительно: его лоснящееся от зноя и слегка порозовевшее от пива лицо приобрело яркий багровый оттенок, пока Вася весело смеялся, а все остальные как умели прятали улыбку.
— Не пойду. Останусь тут за старшего, — спокойно ответил Кирилл, присел на бревно чуть поодаль от меня и принялся крутить в пальцах несколько только что сорванных длинных колосков.
— Боишься не выдержать конкуренции? — Паша поднялся и стащил с себя майку, почти треснувшую по швам под напором его спешащих пальцев. Ксюша взволнованно поднялась следом, наверняка уже приготовившись успокаивать разбушевавшегося друга, пока тот снова не кинулся на кого-нибудь с кулаками.
— Да куда уж мне с тобой конкурировать, — бросил Зайцев насмешливо, намекая на только что устроенный им показательный мини-стриптиз, но Паша сарказма в свой адрес не уловил и горделиво вытянулся, сильнее выпятив вперёд грудь.
Тело у него словно было слеплено руками талантливого скульптора, подробно обрисовавшего контур каждой мышцы, выступающей под плотной и загорелой кожей, блестящей от пота. Невозможно не заметить, с каким восторгом и смущением взгляд Карины облизывал рельеф оголившихся кубиков пресса и жадно впивался в широкие и массивные боксёрские плечи. Ксюша же пренебрежительно отвернулась, умело игнорируя устроенную сцену самолюбования и неторопливо пошла ко мне, аккуратно ступая голыми ступнями по земле с коротким ёжиком высохшей в тени и оборванной травы.
Это упрямство у нас семейное, одно на двоих. Наверное, единственная общая черта у двух настолько не похожих по характеру сестёр.
Пока мои эмоции продирают внутренности навязчивым сорняком, Ксюша сама как ядовитый плющ, оплетающий, захватывающий и подчиняющий себе чужие чувства.
— Я тоже не пойду купаться. Посижу лучше с Машей, — слова Ксюши пролились звонким ручейком, чьё быстрое течение не только подхватывало и несло за собой мелкую гальку со дна, но и способно было сдвинуть с места огромный валун. Одним опрометчивым выбором она сбила всю спесь с Паши, будто мгновенно протрезвевшего, растерявшегося и поникшего.
Ведь сколько не прикрывайся моим именем, на берегу она осталась вместе с Кириллом.
Жара окутывала нас своим влажным удушьем, беспардонно врываясь даже в спасительную тень огромных деревьев с раскидистыми сросшимися кронами, надёжной крышей смыкавшимися над нашими головами. Недавнее веселье уступило место тревожной неге, погружение в которую оказалось резким и неприятным, болезненно сдавившим и без того кружившуюся от нехватки свежего воздуха голову.
Ксюша села у меня за спиной и осторожно перебирала пальцами мои волосы: светлые, плотные и густые, они спускались почти до поясницы. В памяти сохранились далёкие, прорывающиеся сквозь полупрозрачную дымку прошедших лет волшебные ощущения того, как мама подолгу расчёсывала нас вечерами, аккуратно приглаживала непослушные пряди, игриво вываливающиеся из тугой косы, без которой мы никогда не ложились спать.
Похожие прикосновения сестры всегда отзывались внутри меня отголосками до сих пор не прошедшей боли, словно каждое нежное поглаживание её хрупкой ладони по моей голове сдирало коросты с не успевших затянуться ран. Но мне не хватало сил прервать настолько важный для неё ритуал, оттолкнуть от себя именно тогда, когда между нами и так постепенно разрасталась огромная пропасть непонимания.
Широкий поясок от сарафана она использовала как ленту, которую старательно вплетала в мои волосы, пока ещё рассыпанные по груди, плечам и спине и надёжной завесой прикрывавшие голую кожу с медленно проступающими на ней десятками жгучих алых полос, оставшихся после травы.
Остальные вяло плескались в реке, несколько раз неубедительно предлагая Ксюше присоединиться, на что она лишь отмахивалась. А Кирилл наблюдал за нами: его взгляд завороженно следил за тем, как тонкие светлые пальцы быстрыми бабочками порхали вокруг моих волос, легко подхватывали тяжёлые пряди и создавали из них такую простую, но изящную красоту. Всё, к чему она притрагивалась, становилось прекрасным.
И он самозабвенно любовался её движениями, не замечая того, как я исподтишка подглядываю за ним.
Полоска белого кружева плотно обхватывала волосы, но мне казалось, что она смыкается удавкой на моей шее. И с каждым новым оборотом душит всё сильнее и сильнее, не позволяя сделать больше ни единого вдоха.