Ложные надежды

— Не умею, — на удивление спокойно согласился он и пошарил рукой по своим карманам, пока не вытянул наружу помятую пачку сигарет и потрёпанную зажигалку. Впервые так близко я видела, как он зажимал сигарету тонкими, чётко очерченными губами, прокручивал пластиковое колёсико худощавыми длинными пальцами с выступавшими суставами, выдыхал из себя маленькое сизое облачко с запахом, который почему-то знала наизусть. А потом он покосился на меня и добавил: — Меня никто не учил.

Даже смешно, но меня плавать учил тот самый Паша Тырин, который сейчас скорее бы утопил своими собственными руками. Четыре года назад я ещё не была настолько раздражающе-противной всезнайкой, стремящейся высказать своё мнение в любой неподходящей для этого ситуации, а ему в голову тогда ещё не успели ударить спермотоксикоз и щенячья любовь к моей сестре, из глупого, но доброго и отзывчивого домашнего мальчика сотворившие неадекватную гориллу с интеллектом чуть выше среднего среди себе подобных.

— И не сказал никому из-за Паши?

— Пока что он и так отлично выворачивается, на пустом месте находя новые причины, к чему бы придраться. Не ожидал от него такой изобретательности, — его голос низкий и тихий, серый и пасмурный, как октябрьское небо, а взгляд пугающе-пустой, глубокий и затягивающий, словно раскинувшаяся под ногами тёмная бездна. Он посмотрел на небо, покрытое сетью трещин-ветвей над нашими головами, повернулся ко мне, усмехнулся. — Можешь подарить ему эту информацию на день рождения. Воспользуется, как только я сюда вернусь.

— Зачем тебе сюда возвращаться?

— А ты думаешь, меня там ждут? Сомневаюсь, что спустя восемнадцать лет все родственники встретят меня с распростёртыми объятиями и примут, как родного.

— А ты сам их примешь? — я подтянула колени к груди, поёжилась от пробежавшегося по плечам холодка, когда Кирилл случайно задел меня локтем, и заодно прикрыла краем сарафана разбитое колено. Снова чешущееся от жгучей боли и сочащееся кровью, размазывающейся по хаотичным разводам зелёнки.

Только бы выбросить из мыслей смелое предположение о том, что он действительно сюда вернётся. И сотню раз повторить, что это — привязанность, вот отчего внутри всё трепещет и тянется навстречу заведомо гиблому холоду.

А он придвинулся ещё ближе, позволяя прочувствовать исходившие от него волны ненависти, настолько обескураживающей, пугающей, объяснимо-предсказуемой, что мне хотелось протянуть руку и узнать, какова же она на ощупь. Словно я уже тогда знала, что мне суждено будет примерить эту ненависть на себя на долгие, мучительно пропахшие хвоей годы.

Кирилл же прищурился, яростно вдавил бычок во влажную землю под своими ногами и уверенно произнёс:

— Никогда.

Глава 6

Мне невероятно везёт, что балкон, часто используемый особенно ленивыми сотрудниками в качестве ближайшей доступной курилки, на этот раз пуст. В голове до сих пор роятся и жужжат тысячей пчёл вопросы, сомнения и догадки, но размеренное, глубокое дыхание помогает прийти в себя, несмотря на то, что каждый жадный глоток колючего воздуха больно царапает глотку.

Ладонь цепляется за перила, смазывает капельки подтаявшего снега и опасно проскальзывает по ледяной аллюминиевой поверхности, прежде чем удаётся найти надёжную опору для дрожащих и подгибающихся от слабости ног. К счастью, последствия моего недавнего жёсткого приземления на колени сквозь плотные чёрные чулки совсем незаметны, и остаётся только промокнуть салфетками оставшиеся на них мокрые пятна.

И привыкнуть не морщиться каждый раз, когда плотная ткань облегающей офисной юбки и шелковистые волокна капрона елозят и трут по содранной коже.

После дикого жара, обдавшего тело во время неожиданной встречи с Кириллом, меня так трясёт от холода, что зубы громко клацают друг о друга, а кожа чешется и ноет, словно вот-вот с хрустом потрескается и осыпется, как тонкая корочка льда. Я обхватываю себя руками, растираю плечи, беспощадно сминаю полупрозрачную кремовую блузку и пытаюсь убедиться, что снова способна уверенно держаться на каблуках и не упаду навзничь после первого же опрометчиво быстрого шага.

Не хочу возвращаться обратно. Потому что только переступив порог и вновь оказавшись в издевательски-светлом коридоре со своими тёмными мыслями, мне придётся сделать мучительный выбор: снова добровольно отдать свою душу Дьяволу, который однажды уже поигрался с ней и выбросил за ненадобностью, или развернуться и бежать как можно быстрее и дальше отсюда, надеясь, что в этот раз он не то, что не сможет меня найти, — просто не захочет.

Я тяну на себя дверь, делаю один шаг вперёд и почти врезаюсь в Кирилла. По инерции пытаюсь отступить назад и спрятаться, но он ловко обхватывает меня за талию и припечатывает к стене в тот же момент, когда рядом раздаётся оглушительный хлопок двери, отрезавший мне возможность к отступлению.