– Полностью разделяю ваше мнение, Сальвадор, – поддержал его высказывание Урбино. – Здраво мыслите, мой друг. Я всегда знал, что у вас светлая голова. А вы, молодой человек, – он обернулся к сыну, – с вами мы поговорим позже. Надеюсь, ты подумаешь над своим поведением и придёшь к правильным выводам. Ты – казначей, нравится тебе это или нет, а войны? Войны оставь тем, кто рождён с мечом, а не читал о нем в книгах, как принцесса Вечера, которая тоже решила выступить в не свойственной ей роли, за что и заплатила слишком высокую цену. Упокой боги её неспокойную душу. Разговор окончен, мой милый, и я надеюсь, мы к нему не вернёмся. А теперь марш за учебники. Я лично прослежу, чтобы ты сегодня выучил главу об аккредитивах.
Глава 21 И пусть будет пир!
– Это неприемлемо! Неприемлемо! – вопила Улисса.
– Спасибо, со мной всё хорошо. Благодарю за вашу заботу, бабушка, – ответил Теабран.
Нюхательная соль подействовала быстро, и король пришёл в себя ещё до того, как карета прибыла в замок. Порезы оказались не такими глубокими, как предположил Алмекий из-за количества крови, но всё же после обработки миррой и шиповником их пришлось закрыть второй короной, ежедневной, которую предусмотрительно распорядилась изготовить для мужа Иммеле на случай, если ему всё-таки придётся расплатиться за непомерность своего эго.
Теабран поправил на голове золотой обруч, пока слуги помогали ему переодеться в чистый камзол для пира.
– Это позор! – не слышала внука леди Аранских холмов. – Все видели, как ты упал. Весь честной народ!
– Все видели, как сына сбило с ног колдовство Гезы, – возразила матери Петра, вытирая платком с короны последнее пятнышко крови. – И мы будем настаивать на этом. Вы видели, что эта альбиноска сделала с Огненосцами? Раскидала их по площади, как котят, даже не прикоснувшись. А Молчащих? Она его околдовала. Кто бы мог справиться с чарами? Никто. Поэтому не стоит стыдить моего сына падением, мама. Это случилось бы с любым.
– Мне плевать, что могло произойти с другими, я опозорена. Наш род опозорен! И эти порезы. Останутся шрамы!
– Они есть у всех Роксбургов, – Иммеле отошла от окна. – Не стоит думать, что корона не ранила бы Теабрана только потому, что его породило лоно второй супруги короля.
– Иммеле, хоть ты не язви, – буркнул Теабран с таким видом, будто его сейчас вырвет. Её величество подошла к мужу и поправила воротник, попутно незаметно толкнув ногой под кровать сундучок, где хранился жезл Ардо Первого, который Теабран в последний момент передумал брать на коронацию.
– Никто из твоих предков не избежал этой участи, Теабран. У твоего отца тоже были эти шрамы, как и у обоих братьев.
– Но они были недостойны короны.
– Возможно, и так. Но тогда ты должен сделать всё, чтобы эти порезы остались для тебя последними. Помнишь, как ты учился кататься на лошади? В первый раз ты упал и сломал руку. Но тебе же и в голову не пришло подумать: наверное, это не твоё. Ты залез в седло снова и больше не падал. Сейчас корона ранила тебя, но в твоих силах сделать так, чтобы этого больше не повторилось. Стань достойным, и молва об этом очень быстро разнесётся по всему Ангенору, и сплетники замолкнут. Теперь всё зависит только от тебя и твоих решений.
Пир продолжался уже больше трёх часов, пахло грязными шеями, лилиями и едой, за окном пускали фейерверки, гремела музыка и смех, а Теабран только и мог думать, что о шрамах, которые останутся на месте порезов, и о страшных глазах ведьмы, которая увидела его потаённые страхи. Он сидел тих и мрачен, обещая себе, что ещё десять минут, ну, полчаса – и он уйдёт к себе в покои, но каждый раз, когда подходило время, оставался сидеть на месте, на твёрдом неудобном каменном троне, уговаривая себя ещё потерпеть, ещё чуть-чуть, ведь это день, к которому он шёл всю свою жизнь.
В центре зала сразу за столами выступали акробаты и глотатели огня, которых привезла с собой постулиана. Она сидела на углу стола и что-то говорила Гараю, показывая пальцами то ли форму листа какого-то растения, то ли не пойми что. «Не такая уж она и страшная, когда улыбается, – пришёл к выводу Теабран. – Даже можно сказать, хорошенькая». Мать и прелат шептались, поглядывая на отца Ноэ, который о чём-то говорил внемлящим Альфреду и Акке; отец Ипатий, как обычно, неопрятный, как обычно, жрал и отрыгивал, косясь одновременно на бёдра служанок и зажатые тугим корсетом тощие грудки леди Алого утёса. Дядя Ричард, вообще безучастный ко всему вокруг и будто отгороженный ото всех невидимой, но совершенно непроницаемой стеной, обеспечивающей ему покой и тишину, читал свои записи, гореть бы им синим пламенем! Виттория-Лара откровенно флиртовала со своим казначеем, её муж искал покой на дне кубка, а дети шумной гурьбой бегали по коридору мимо дверей в тронный зал, играя в догонялки. Леди Улисса дремала, свесив голову на грудь.