В 1939 г. между физиками, оказавшимися после прихода Гитлера к власти в Германии в вынужденной эмиграции, начинается широкий обмен информацией по теоретическим проблемам освоения атома. Это коснулось прежде всего Э. Ферми, бежавшего из Италии в США, английского физика-ядерщика О.Р. Фриша, переехавшего в институт Н. Бора в Копенгагене, французского физика Ж. Кюри, работавшего в Париже, но в последующем также бежавшего от нацистов. С указанного момента вновь восстанавливаемое подразделение научно-технической разведки во главе с Л.Р. Квасниковым[566]
начинает активно отслеживать информацию, связанную с атомными разработками и их возможной перспективой за рубежом[567]. В 1939–1940 гг. по распоряжению наркома внутренних дел Л.П. Берии в советские резидентуры НКВД в Скандинавских государствах, Германии, Англии и США были направлены ориентировки, обязавшие сообщать всю возможную информацию по разработке в этих странах «сверхоружия», бомбы особой мощности или урановых проектов[568].На физика-ядерщика Р. Оппенгеймера, ведущего разработку атомного оружия в США, отечественные спецслужбы вышли в декабре 1941 г., когда в г. Сан-Франциско состоялась его встреча с советским резидентом Г.М. Хейфецом. Причем, Хейфец поддерживал контакты с последним аккуратно, не пытаясь напрямую проводить вербовочные мероприятия в отношении ученого[569]
.Таким же образом, исключительно на добровольной и бескорыстной основе, отечественные разведывательные органы работали с большинством иностранных физиков, занятых в сфере исследования мирного атома. Руководитель советских спецслужб основную часть наиболее ценной агентуры, таких как О.К. Чехова, князь Я.Ф. Радзивил, «кембриджская группа», замкнул исключительно на себя[570]
.Л.П. Берия в начале 1940‑х гг. начал организовывать сбор информации о возможных перспективах в области изучения строения атома и способах его расщепления, понимая значительный потенциал данных разработок и возможные последствия использования процесса расщепления атома в военных целях. Вместе с тем, в рассматриваемый период силами НКВД СССР проводились мероприятия только по накоплению разведывательной информации о результатах западных исследований.
Так, в 1939 г. стало известно, что американский физик-теоретик А. Эйнштейн обратился с секретным посланием к президенту США Ф. Рузвельту с указанием необходимости немедленного развертывания работ по созданию «нового оружия» в связи с угрозой фашизма. В этот же период советская резидентура СССР в Северной Америке под руководством Г.Б. Овакимяна установила контакты с физиками из лаборатории в Лос‑Аламосе и других американских научно-исследовательских центров[571]
. С 1938 г., когда из открытой печати постепенно начали исчезать статьи по ядерной физике, советской агентурой постоянно проводились мероприятия по подбору научных работ и закрытых статей для их предоставления ученым.В начале Великой Отечественной войны приоритеты в работе внешней разведки и иных структур НКВД СССР изменились. Наряду со спецслужбой, советская наука своей первостепенной задачей ставила изучение иных проблем, имеющих прежде всего прикладное практическое значение для обороноспособности страны[572]
. 10 июля 1941 г. был образован Научно-технический совет при Государственном Комитете Обороны (ГКО) под председательством С.В. Кафтанова, в который вошли А.Ф. Иоффе, П.Л. Капица, Н.Н. Семенов и другие видные ученые, специалисты самых разных областей и направлений в науке для решения различных проблемных вопросов, не связанных с разработкой атомного оружия, таких как размагничивание кораблей, радиолокация, бронезащита и т. д.[573]Вместе с тем, НКВД СССР продолжал работу по сбору разведывательной информации по секретным проектам. Л.П. Берия лично контролировал ход данных разработок, и уже в 1941 г. ему были представлены документы, содержащие крайне важную информацию о ходе работ по созданию атомной бомбы в Великобритании[574]
.25 сентября 1941 г. советский резидент в Лондоне А.В. Горский, работавший под псевдонимом «Вадим», передал сообщение, полученное им от его агента Д. Маклина, входившего в «Кембриджскую группу». Из полученной информации следовало, что 6 сентября 1941 г. в Лондоне состоялось совещание так называемого «уранового кабинета» под председательством Хенке, по итогам которого был сделан вывод, что урановая бомба может быть создана в течение двух лет с использованием одного из изотопов урана‑23. Председатель Вульвичского арсенала С. Фергюсон заявил, что запал бомбы может быть сконструирован в течение нескольких месяцев. Вместе с тем, исследования находились на стадии начальной теоретической проработки, так как важный вопрос расчета критической массы не был решен[575]
.