Пограничникам на советском Дальнем Востоке приходилось решать и множество несвойственных задач. Например, заниматься размещением и содержанием детей многочисленных нарушителей Государственной границы СССР. В сообщении от 14 апреля 1938 г. заместитель начальника УКПВВ НКВД ДВО бригадный комиссар К.Ф. Телегин уведомлял председателя Дальневосточного краевого исполнительного комитета Советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов и секретаря Хабаровского краевого комитета ВКП(б) о том, что «за последнее время на границе края участились случаи перехода на нашу территорию жителей Маньчжоу‑Го, китайцев целыми семьями, в числе которых имеются дети»[310]
. Взрослые члены семей нарушителей изолировались и привлекались к уголовной ответственности, в то время как отдельный детский изолятор отсутствовал. На 10 апреля 1938 г. пограничными отрядами Дальневосточного края было задержано 200 детей, из которых 50 доставили в Хабаровск. В виду опасности проникновения эпидемиологических заболеваний на территорию СССР и отсутствия в штабе войск специального приемника о ситуации была проинформирована Москва. Местные партийные органы оказать пограничникам поддержку не смогли[311].Наиболее интенсивно против СССР действовали органы военной разведки Японии, дислоцировавшиеся в Маньчжурии и возглавляемые главной японской военной миссией (ЯВМ) в Харбине. В целях обмена информацией о СССР Япония установила контакт с немецкими спецслужбами[312]
, которые, в свою очередь, имели на Дальнем Востоке самостоятельный центр военной разведки «Кригсорганизацион Дальний Восток» (г. Шанхай). Позже резидентуры Абвера были созданы в Гуанчжоу, Тянцзине и Циндао. Его сотрудники работали под прикрытием немецких дипломатических, торговых, научных, других представительств и вели преимущественно агентурную разведку по сбору военно-политической информации о советском Дальнем Востоке и странах Тихоокеанского бассейна. Разведывательные данные о Советском Союзе, как правило, направлялись в Берлин из Маньчжурии, Токио, США дипломатической почтой[313] и посредством радиосвязи[314].Отечественные органы госбезопасности на Дальнем Востоке уделяли большое внимание приобретению ценной и работоспособной агентуры, прочности своих агентурных позиций. Так, 14 марта 1939 г. в г. Шанхае оперработником советской резидентуры был привлечен к сотрудничеству начальник службы личной охраны и разведки главы гоминдановского режима Чан Кайши В. Стеннес[315]
. «…Я обмениваюсь здесь информацией с представителями разведок США, Англии и Франции, — признался Стеннес, добавив, — Я мог бы на «джентльменской» основе делиться информацией и с Советским Союзом, но, не раскрывая моих источников. Мой опыт подсказывает, что так будет наиболее безопасно для всех…»[316]. С началом вооруженного конфликта на р. Халхин-Гол под псевдонимом «Друг» он добывал сведения по Японии и ее вооруженным силам, вторгшимся в Монгольскую Народную Республику (МНР). В дальнейшем информировал советскую разведку о лицах, находившихся в оппозиции к А. Гитлеру, о предполагаемых планах нацистского военного руководства, сообщил дату нападения на СССР и пр.[317] В Японии и Китае, кроме группы Р. Зорге, на советскую разведку также работал крупный чин японской жандармерии в Маньчжоу‑Го, начальник разведывательного управления генштаба армии Китая и др.Разведывательная деятельность германских и японских спецслужб являлась важной составной частью процесса разработки планов наступательных операций против Советского Союза. Однако возможностей ее проведения в нашей стране было немного. Этому, в частности, способствовало слабое развитие межгосударственных отношений СССР, относительно плотная пограничная охрана, создающая препятствия для нелегальной заброски агентуры и др. На территории Советского государства к середине 1930‑х гг. установился строгий контрразведывательный режим, который находил массовую поддержку среди населения. Любой появившийся в стране иностранец оказывался в своеобразном информационном вакууме. Как бы кощунственно это ни звучало, но проведенная И.В. Сталиным массовая чистка «практически свела на нет возможность ведения иностранными спецслужбами какой-либо агентурной разведки, поскольку социальная база для потенциальных вербовок была попросту ликвидирована». В итоге, противнику «пришлось столкнуться с идеологически суперконсолидированным обществом, пробить брешь в котором ему оказалось не под силу…»[318]
.После Великой Отечественной войны бывший начальник 2‑го (разведывательного) отдела штаба Квантунской группировки войск С. Асада, который в 1936–1939 гг. работал вице-консулом консульства Маньчжоу-Го в Благовещенске под вымышленным именем Х. Идзуми, в своих показаниях отмечал: «Работа с агентурой стала невозможной из-за строгого наблюдения органов НКВД»[319]
. С этим утверждением соглашаются в послевоенных мемуарах высшие военные чины Германии Г. Пиккенброк, В. Гальдер, Г. Блюментрит, П. Леверкюн, Э. Бутлар и др.[320]