Луч широкой стороной

По значимости это событие можно было смело приравнять к первому самостоятельному походу Лешки в магазин. Дина даже слегка дрожала от волнения. Девочка еще никогда не плавала по горной речке. Она еле уснула, а проснулась рано, вместе с Димой, на удивление легко. Перекусила, обернула полиэтиленом собранный с вечера рюкзак.

– Ты хотел с Леной познакомиться, – дернула Дина завтракавшего брата. – Они сейчас за мной зайдут, а ты не спишь. Вот удивятся!

– Может, Лена твоя такая страшненькая, что лучше мне лечь поспать? Не зря же вы в основном ночью встречаетесь? – не остался в долгу Дима.

Но остроумие отказало ему, когда к воротам подошла Динина компания. Девочка из библиотеки улыбнулась, увидев, что подругу провожает почти вся семья, включая старшего брата. Димка медленно двигался к калитке, мысленно проверяя: причесался ли он, почистил ли зубы, чистая ли на нем футболка… Этот день так и останется с ним как «День медленного движения к ней».

Вслед за папой он пожал руку Ленину и парням, тащившим надувные лодки. Лене только кивнул.

– Ты опять не с нами? – спросила девочка его мечты так, словно они не мельком виделись в библиотеке, а дружили много лет.

Димка сглотнул и с трудом проговорил:

– Да я бы рад, но завтра бега, лошадь надо готовить… Приезжайте болеть.

– Ох ты, обязательно! – обрадовался Ленин, наводя фотоаппарат на провожающих. – Надеюсь, борьба будет острой!

Дима молчал и смотрел на нее. Всё, решительно всё ему в ней нравилось. И смуглое лицо, и миндалевидные глаза с длинными ресницами, и длинные косы, и серьги в виде полумесяца, и завиток над ухом, и даже те дурацкие книжки, которые она несла тогда в библиотеку, ему тоже нравились.

– Ладно, народ, выдвигаемся, – с едва заметным раздражением сказал Николай и потянул Лену за рукав.

– Да, пора, пора! Счастливо оставаться, сухопутные! – Ленин, сделав несколько кадров, закрыл объектив.

Родители пошли проводить сплавщиков до реки. Димка с трудом заставил себя повернуться и пойти в другую сторону.

«Думай про бега. Думай про бега», – уговаривал он себя, и ему самому тоже очень хотелось бежать. Не важно куда. Хотелось раскрутить земной шар, чтобы он вращался как можно быстрее…

Чарыш пел. Камни, рыбы, птицы были в потоке этой песни. Дина с нетерпением ждала, пока накачают и скрепят между собой лодки, чтобы тоже влиться в кай. Родители, речитативом озвучив инструкции, еще раз напомнили, что будут ждать сплавщиков на машине у могильника в девять часов вечера. Николай и Игорь отвели лодки поглубже, чтобы дном не задевать камни, и только потом залезли к девочкам и Ленину и взялись за весла.

Чарыш, полноводный после дождей, стал легкой дорогой даже на перекатах, так что можно было, не особо следя за течением, болтать и наслаждаться песней, куда подголоском вливался голос прибрежных ив и ритмично расставленных тополей. Своя мощная партия была у холмов, набирающих высоту ближе к горизонту.

Они много говорили про пещеры, про то, что под скалами все пустоты соединены между собой, да и не только под скалами… Рассказывают, есть проходы и к чудским копям, и к демидовским шахтам.

– Ну, если есть, то Князь с Советником их точно найдут, – уверенно сказала Лена.

Девчонки еще раз обсудили вопрос с таинственным передвижением свалок, но пацаны упорно не поддерживали эту тему. Потом Дина рассказала про акустический генератор, который она сама в действии не увидела – была в это время у Лены, но много про него услышала, когда вернулась.

– Я тоже слышал! – Николай оказался в теме. – У нас Пугай на будку забрался и сделал стойку. Полчаса не шевелился. Мы думали, может, где-то в верховьях гром или шахта рушится…

Ленин принимал активное участие в разговоре, и это немного смущало подростков. За ним всегда оставалось последнее слово. Но приходилось мириться – это был пропуск на сплав: без взрослых к Синему утесу ребят никто бы не отпустил. Тем более Ленин работал не где-нибудь в Змеиногорске, а в Москве, а это не баран чихнул. Хотя от родителей парни знали не самые привлекательные подробности из жизни Ленкиной семьи, все делали вид, что слушают Ленина с интересом. Только сама Лена отводила глаза, когда отец начинал заливаться соловьем. Она его не простила. И не собиралась. Но чтобы не усложнять, делала вид, что все нормально, что все это обычное дело. В книжках вон сплошь и рядом измены.

Каждое лето, приезжая навестить семью, отец впаривал им с мамой, что вот-вот он что-то наладит, чем-то займется и у них будет море денег, чтобы купить квартиру в столице и всем вместе туда переехать, а сам лежал на диване, оберегая свой только ему очевидный талант от любых физических нагрузок.

В городе у него была другая женщина, об этом знали все, и Лена тоже, а мама так даже разговаривала с ней по скайпу и выяснила, что у отца из самого постоянного места работы в Москве был такой же, как в деревне, диван, на котором он выращивал свои идеи. Но росло в основном пузо.