Через небольшой зал с баром, тесно уставленный столиками, они прошли темным коридором во внутренний дворик, густо увитый виноградом, и сели в самом конце, в углу. Сплетенные лозы почти скрывали их от внешнего мира. Недалеко от них сидели пожилые мужчина и женщина, которые вели между собой негромкий разговор.
Трави устроился спиной к двери и, пока Эмилио заказывал вино и закуску, не поднимал головы. Только когда хозяин ушел, он повернулся к Эмилио, взглянул ему в глаза и проговорил:
— Расскажи мне о Лози.
— Что именно?
— Все.
Эмилио задумался:
— Ну что тебе сказать? Это какой-то странный тип… очень спокойный. Никогда не подумаешь, что у него такое за плечами.
— Что ты знаешь о его побеге?
Казалось, Трави чем-то смущен.
— Говорят, он соскочил с поезда между Лекко и Колико. Потом укрылся у Оньи в Лиерне. У него он бывал и раньше. Онья привез его в Милан к Пьетро на своем грузовичке. Вот и все.
— Он не говорил, как ему удалось бежать?
— Он разбил стекло в туалете.
Эмилио с беспокойством взглянул на Трави:
— Почему ты меня об этом спрашиваешь?
— Да так. Пьетро рассказал то же самое, и с тех пор одна мысль не дает мне покоя. — Трави снял очки и положил их на столик. — Трудно убежать таким образом.
— Говори яснее. Что ты хочешь этим сказать?
— Успокойся. — Трави положил ему руку на плечо. — Ничего особенного. Вся загвоздка — в этом окне в туалете.
— Не понимаю.
— Меня интересует, говорит он правду или нет.
Эмилио отпрянул: — Значит, ты ему не веришь.
— А ты можешь объяснить, как он бежал?
— Откуда мне знать! Мы об этом не думали — ни я, ни Пьетро.
Трави покачал головой:
— Видишь ли, убежать через окно практически невозможно. Следовательно, надо выяснить, почему он скрывает правду. — Он поднял глаза на Эмилио, слушавшего его в замешательстве.
— Необязательно предполагать худшее, — продолжал он. — Возможны и другие варианты. Могли, например, подстроить побег без предварительного уговора с ним.
— Но почему ему не сказать, как было дело?
— Может, не хотел возбуждать подозрений.
Эмилио внимательно на него посмотрел:
— А ты что думаешь?
— Может, оно и так. Но это меньшее из зол. В этом случае побег подстраивают, чтобы следить за беглецом и выяснить, к кому он обратится. Возможно, они уже докопались до тебя.
— Ничего себе меньшее из зол!
— Могло быть и хуже.
Трактирщик подошел к их столику с подносом, и Эмилио замолчал. Затем, когда тот удалился, оставив поднос, спросил, не отрывая глаз от стола:
— Скажи по правде, боишься, что он раскололся?
— Неважно, чего я боюсь, — мрачно ответил Трави. — Даже если раскололся, вряд ли он много сказал.
— Откуда ты знаешь?
— Иначе его не подвергли бы такому риску. Он ведь у нас вроде заложника, понимаешь?
— Конечно. — Глаза у Эмилио заблестели. — Можно его прихлопнуть в случае чего.
— Да, но и мы у него заложники.
Эмилио погрузился в задумчивость. Потом, схватившись руками за голову, проговорил:
— Знаешь, никак не могу в это поверить. Мне кажется, все это безумие.
— Мне тоже.
Дождь стал пробиваться сквозь листья.
— Пока, — добавил Трави, — не следует ничему верить.
— Что вы о нем знаете?
— Как ни странно, очень мало.
Эмилио посмотрел на него с удивлением.
— Да, мало, — повторил Трави. — Он преподавал в Бергамо, в партию не вступал. Опубликовал в нашей печати статью под чужим именем.
— А потом?
— Потом его сцапали и судили Особым трибуналом. В прошлом декабре дали два года. Может, больше, чем он заслуживал.
— А это что-нибудь значит?
Трави взял в руку нож.
— Да, может статься, он провокатор.
— Что ты сказал?
— Провокатор, шпион, который прикидывается своим, а сам продает нас. Его засадили за решетку, чтобы мы ему больше доверяли.
Эмилио слушал побледнев.
— Но не надо спешить с выводами, — добавил Трави. — У нас нет еще доказательств.
— Да, надо действовать осмотрительно.
— Быть может, он скурвился в тюрьме. — Трави поднял голову, услыхав, что дождь барабанит сильнее. — Ведь страх, как и деньги, заставляет людей отступаться от убеждений.
— Что же нам делать?
— Пока не оставлять его одного. Попытаться заставить его говорить.
Эмилио покачал головой:
— Это не так-то просто. Ты не знаешь, что это за человек.
— Пользуйтесь его же оружием.
— А если он нас заподозрит?
— Тем лучше. Будем вести борьбу на равных. Пусть умирает со страху.
— А вдруг он не предатель? — засомневался Эмилио.
— Тогда он нас поймет. И сам пойдет навстречу. Ему должно быть ясно, что у нас нет другого выхода.
Эмилио молчал.
— А пока что, — продолжал Трави, — постараемся выжать из него побольше. Нельзя терять время.
Эмилио повернулся к двери, в проеме которой стоял трактирщик, вглядываясь в потемневшее небо. Ветер стал холодным.
— Бесполезно строить сейчас догадки, — добавил Трави. — Со временем все станет на место.
Эмилио смотрел, как косой дождь замешивает грязь на тротуаре.
— Кто бы мог подумать! — пробормотал он.
Когда они вернулись на площадь у Венецианских ворот, дождь перестал, а тучи, подгоняемые ветром, качавшим деревья на валах, уходили к югу. Там, где начинался бульвар, сверкала лужа.
— У тебя назначена встреча? — спросил Эмилио.
— Это кличка?
— Да.