Луч во тьме

— Хлопцы! Бегите! Наши уже в Беличах,— гово- рит он железнодорожникам.— Неужели повезете в Германию советское добро? И хлопцы бегут. Сквозь тяжелые тучи, которые последние недели нависли над городом, вдруг появилось солнце. Золо- тистые лучи на миг осветили измученную, почернев- шую от пожаров и горя столицу Советской Украины. Солнце проплыло по небу, как бы возвещая прибли- жение светлого дня. Утро 5 ноября ворвалось в город громом артил- лерийской канонады и новыми радостными извести- ями: — Наши в Святошине! — кричит Омшанская.— Дорогие мои, наши в Святошине... И ее крик радости сливается с криком боли и от- чаяния: в комнате умирает Муся — жена Станислава Вышемирского. Длинная золотистая коса женщины свисает с постели, в глазах — мольба: — Доктора... Два дня назад к Малышевой явился Станислав Вышемирский со своей женой Мусей. В руках чемо- дан. В нем гранаты и револьверы. — Все! Больше в генерал комиссариат не пойду,— облегченно вздохнул Станислав.— На прощание оста- вил им письмо: «Олухи! С приветом. Станислав Вы- шемирский». Муся беременна. Женщина так мечтала о дне, когда она станет матерью, и вот смертельный мрак затуманивает ей глаза. — Доктора! Екатерина Загорная с дочуркой и Лидой Малыше- вой с ног сбились. Серая повязка с двуглавым орлом позволяет им ходить по городу. И они не ходят, а бегают, забыв о стрельбе, пожарах, гестаповцах. Но врача найти не могут. — Мусенька, потерпи. Еще немного... Вот-вот придут наши, будет врач,— утешает женщину Маша Омшанская, едва сдерживая слезы. Ночью над зданием Центрального Комитета Ком- мунистической партии Украины затрепетал красный флаг. Это была кисейная девичья косынка. Должно быть, другого знамени не нашла семерка смельча- 153

ков — советских разведчиков, пробравшихся в город, где еще хозяйничали фашистские недобитки. А на Брест-Литовское шоссе, к станкозаводу имени Горького прорвалась советская танковая ко- лонна. Могучие «тридцатьчетверки» вклинились в самую гущу отступающего гитлеровского обоза. Вот наши танки уже на Крещатике, в самом сердце столицы. Зарождался новый день. Наступало утро 6 ноября 1943 года. — Помогите! Умираю! — не могла сдержать боли Муся. Подпольщики сделали из одеяла носилки, поло- жили на них роженицу. Вышемирский надел белый халат с красным крестом, и они двинулись навстречу грохоту, который наполнял улицы, площади, души... Киев пылал. Черно-красные языки пламени взле- тали к небу, глаза забивал пепел пожаров. А стран- ная процессия, минуя заминированные перекрестки, двигалась к этому новому, желанному, которое вхо- дило в город. — Наши! Советские!.. Со дворов, из подвалов, руин выходят люди. Из- мученные, почерневшие от голода, одетые в лох- мотья, бегут они навстречу освободителям. Когда подпольщики с носилками добрались до места, которое впоследствии киевляне назвали пло- щадью Победы, к крику счастья о победе присоеди- нился еще один — крик новорожденного. Златоволо- сая Муся стала матерью. Ее маленькая дочурка — самая молодая гражданка освобожденного Киева — кричала громко, властно, по-хозяйски. И вновь Киев осветил луч раннего солнца. Начи- нался новый день. Ночи, длинные, страшные, мино- вали. Навсегда!

эпилог Где же вы теперь, товарищи подпольщики? С тревогой и волнением хожу я по улицам Киева, разыскиваю тех, кто в тяжелые годы фашистского нашествия бесстрашно вступил в неравный бой с гитлеровцами, кто пережил 778 черных дней окку- пации. ...В воздухе промелькнул острый хвост ласточки. Суетливая птичка запрыгала по сиреневым кустам, взлетела на молодую вишню, вспорхнула мимо меня и, задев крылом стекло оконной рамы, скрылась в гнезде под кровлей маленького домика, каких сотни на окраине Киева. Но этот — особенный. На крыльцо вышел высокий мужчина в форме железнодорожника: — Это вы стучали? — Нет, ласточка. Но нужны-то вы мне. Мужчина удивленно глядит на меня. — Вы Черепанов? Валентин Васильевич? — Так точно,— ответил человек и гостеприим- ным жестом приглашает меня в дом. Я вхожу и думаю о том, почему нет на этом до- мике мемориальной доски, чтобы люди, проходя мимо, обнажали головы, отдавая дань уважения тем, кто когда-то здесь жил и героически боролся за сча- стье Родины. Маленький покосившийся домик на Железнодо- рожном шоссе, куда меня пригласили войти, и есть знаменитый дом Ананьевых, в котором помещалась подземная типография. Какое счастье, что и комму- нист Черепанов, и этот домик у Черной горы дожили до наших дней! 155