Лучанские

Но надо признать, что у меня были прекрасные и модные вещи. Отец мог сам где-то достать финский белый спортивный костюм для меня, невиданную по тем временам роскошь. Или дать мне денег на покупку джинсов у фарцовщиков. Он никогда не жалел денег, не требовал, чтобы я ходила в каком-нибудь ивановском трикотаже, ни в коем случае. Но мои наряды не должны были быть откровенными. Юбка всегда ниже колена, никакого декольте, даже летние платья максимально закрывали плечи. Но главное, отец наложил табу на любую косметику. Он считал, что краситься могут либо замужние женщины, либо проститутки. У меня на курсе все девчонки пользовались косметикой, и я чувствовала себя белой вороной. А точнее, бледной поганкой на их фоне.

Но вот я в Ялте, совершенно одна. И у меня есть немного свободных денег. А рядом с нашим Домом отдыха магазин «Красота», в котором продаются лаки для ногтей! И незадолго до начала концерта меня осенило! Чудесный сарафан по выкройкам из «Бурды» сюда, конечно, не переместится: он остался в тёмном шкафу в Москве. Но почему бы мне не купить лак и не накрасить ногти! За две недели лак сойдёт, и папа ничего не узнает.

Как на беду, в магазине оказался богатый ассортимент: и розовый лак, и красный, и даже фиолетовый. Но больше всего меня заворожил прозрачный лак с разноцветными блёстками. Он казался мне просто волшебным, я никогда такого не видела. Именно его я и купила. А потом в номере, замирая от восторга, красила ногти сначала на руках, а потом на ногах. Вот только с непривычки кисточка то и дело мазала мимо, и мне приходилось подтирать лишнее ваткой, намотанной на спичку. Хорошо, что я догадалась сразу купить ацетон.

Потом я долго дула на пальцы и трясла конечностями, чтобы лак побыстрее высох. Ещё с полчаса примеряла все привезённые в Ялту наряды, подбирая под лак. Но так как блёстки были разноцветными, под лак подходило всё, и я никак не могла определиться. Выбрала белое платье с подолом-колокольчиком и белые плетёные босоножки. И ободок с белыми бусинами. Глянула на себя в зеркало перед выходом и вдруг подумала: «Ну прямо невеста. Как будто под венец собралась». Кто бы мог подумать, что совсем скоро я и правда соберусь под венец?

Я взглянула на часы, поняла, что опаздываю, и вылетела из Дома отдыха. Как я думала, на банальный курортный концерт, нужный только для того, чтобы выгулять новый лак и отчитаться папе о выполненной культурной программе. А оказалось, что я летела навстречу своей судьбе.

Курортная публика на поэтическом вечере… Что может быть скучнее? В небольшой зал Дома культуры с пыльным занавесом и банальной ковровой дорожкой «кремлёвский дебют» набилось довольно много народа, но молодёжи было мало. Первые ряды занимали гранд-дамы, обмахивающиеся веерами и отчаянно потеющие испаряющейся с их разморённых жарой тел «Красной Москвой». Мне достался билет на пятый ряд. Не слишком далеко, не слишком близко. Рядом со мной две женщины средних лет обсуждали героя сегодняшнего вечера.

– Яков… Он что, еврей?

– Да не должен бы. Стихи-то пишет патриотические.

– А вы считаете, что евреи должны писать только об Израиле? Все патриотические стихи всегда и писали евреи.

– Да что вы заладили, ну какой он еврей! Такой красивый мальчик!

– Вашему мальчику тридцать пять лет!

К счастью, прозвучал третий звонок, подняли занавес, и мои соседки умолкли. А на сцену вышел Яша. Каким же он был в том далёком году нашего знакомства? Пухлым. Звучит смешно, но именно это слово приходит в голову первым. У него были хомячьи щёки и заметный живот, который он безуспешно прикрывал модным жёлтым пиджаком. Сочетание жёлтого пиджака и чёрной футболки меня просто сразило: он показался мне таким денди, так не похожим на скучного советского литератора.

На самом деле Яша никогда не был толстым. Высокий рост, широкие плечи и хорошо развитая мускулатура позволяли ему оставаться привлекательным, даже когда он набирал вес. Упитанный мужчина в самом расцвете сил, одним словом. Он энергично прошёл к середине сцены, встал к микрофону, держа в руках свой знаменитый кожаный блокнот, начал читать. Первое стихотворение называлось «О советской родине». Второе – «Посвящение БАМу». Третье – «Комсомол идёт вперёд». На большее меня не хватило. Воспользовавшись паузой, в которой Лучанский начал листать блокнот, очевидно ища следующий «шедевр», я встала и, шёпотом извиняясь за отдавленные ноги, стала пробираться к проходу. Конечно же он меня заметил – зал был отлично освещён. Но от комментариев воздержался. «Интересно, он в курсе меры собственной одарённости или решил, что девушка пошла искать туалет?» – думала я, выходя из Дома культуры. Мне было слегка неудобно, но, право, нельзя же так отвратительно писать! Кто в здравом уме согласится сидеть и пару часов подряд слушать откровенные агитки, когда в сотне метров плещется тёплое, ласковое море? И можно встретить закат на пляже, любуясь чайками?