Лучанские

До меня вдруг дошло, что та самая приятельница, которая писала мне, откуда-то знает, что мы в «Коммунарке». Откуда? Я ей ничего не говорила. Никто, кроме директора Яши, его водителя и медперсонала, ничего не знал. За столько лет жизни с Яшей я отчасти привыкла к публичности. Каждое значимое событие в судьбе такого писателя, как Лучанский, будь то успех или провал новой книги, юбилеи, дни рождения, свадьбы, похороны становились достоянием общественности. Я привыкла, что ему звонят журналисты и спрашивают его мнение по любому поводу: от правительственной реформы до счёта в спортивном матче. И если сейчас все газеты начнут писать о болезни Лучанского, я не удивлюсь. Но мне бы очень не хотелось этого допустить. Мне бы не хотелось, чтобы люди обсуждали состояние его здоровья, какие-то интимные подробности. Особенно сейчас, когда ситуация выходила из-под контроля.

«Не вопрос, Ольга Александровна. Как Яков Михайлович?», – прилетел ответ от Сергея.

«В реанимации. Ничего не знаю. Напишу».

К глазам опять подступили слёзы. Кажется, написав эти слова, я придала им какую-то силу. Теперь, когда знаю не только я, ситуация как будто бы стала хуже. Вот почему я не хотела никаких обсуждений.

Я всё-таки открыла второе сообщение: «Яков Михайлович, это правда, что вы лежите с коронавирусом в „Коммунарке“ после гастролей по Франции? Скажите, а вы соблюдали обязательный карантин по приезде? А правда ли, что…»

Я не стала дочитывать. Одной кнопкой отправила автора в бан. Яша, кстати, не умеет так делать. Поэтому до него иногда дозваниваются издания, которым совершенно не стоило бы давать комментарии. Тут же по построению фраз всё понятно. Какая-нибудь жёлтая газетёнка изо всех сил пытается нарыть сенсацию. Пошли к чёрту. Пошли они все к чёрту.

Подумав, я выключила Яшин телефон. А потом и свой собственный. Все, кто имеет для меня значение, сейчас в одном здании со мной. Яша не сможет мне позвонить в любом случае. А медики, если им понадобится мне что-то сообщить, придут лично. Весь остальной мир пусть катится ко всем чертям.

Я легла на кровать и закрыла глаза. Меньше всего мне хотелось сейчас видеть казённые белые стены и безликие белые жалюзи, закрывавшие окна. Четырнадцать метров палаты уже успели мне смертельно надоесть. Как всё-таки бездушны и бесчеловечны больничные интерьеры. Две кровати, две тумбочки, шкаф для одежды, телевизор на стене. Окно с жалюзи и широким подоконником. Жалюзи можно было бы поднять, но я прекрасно знала, что за окном только трасса и голые деревья. Мерзкий московский март…

Но если прикрыть веки, можно перенестись в любое место и в любое время. Например, в то счастливое лето, в котором я познакомилась с Яшей.

***

Я никогда не любила поэзию. Вероятно, именно поэтому стала женой знаменитого поэта Якова Лучанского.

То лето должно было пройти по моему обычному плану. Я сдала сессию, как всегда, на одни пятёрки и собиралась вместе с родителями ехать в Болгарию. Болгария, напомню, тогда считалась «почти настоящей заграницей»: попадали туда избранные счастливчики, но папе удавалось уже три года подряд добывать путёвки на Золотые пески. Мы с мамой примеряли купальники и фантазировали, какие прекрасные вещи привезём из поездки. Я мечтала о джинсах-клёш, очень модных в те годы, а мама – о туфлях и сапожках. Но в один из вечеров отец пришёл с работы очень мрачный и сказал, что мы никуда не едем. Я так и не поняла тогда, что у него произошло. Вроде бы какая-то проверка что-то там выявила, и вообще оказалось, что отца не должны были выпускать за границу, потому что у него был доступ к «секретке». Словом, в подробности меня не посвящали, но чемодан пришлось разбирать.

– Хорошо, что не уволили, – шепотом говорила мама, раскладывая вещи по местам.

– А как же море?

Я тогда ещё не понимала, что отмена отпуска – далеко не самая большая беда, которая могла случиться.

– А вместо моря, дочь, купайся в Москве-реке! – в сердцах сказала мама, задвигая опустевший чемодан под кровать, где он всегда хранился.

– Никогда этого не будет! – прогремел вдруг отец, входя в комнату. – У моей принцессы должно быть нормальное лето! Ты поедешь на море!

Для папы я всегда оставалась принцессой, хотя на тот момент закончила уже третий курс. Пока я училась в школе, папа доставал мне путёвки в «Артек» и специальный языковой лагерь при посольстве, тоже в Крыму. Часто сразу после возвращения из лагеря я ехала с родителями в Сочи или Абхазию. Словом, лето для меня чётко ассоциировалось с поездкой на море, и тот год папиными стараниями не стал исключением. Он отправил меня в Ялту. Но одну…

Я прилетела в Симферополь, и ещё в самолёте меня настигло не ведомое раньше ощущение свободы. Первый раз в жизни я куда-то ехала одна. В лагерь меня привозили родители и сдавали на руки воспитателям. Либо мы ехали организованной группой из Москвы с преподавателями нашей школы. А теперь я летела совершенно одна и могла делать всё, что мне вздумается.