Лучи смерти

Заглянули втроем. Материалов на филолога оказалось кот наплакал. Студент четвертого курса Петербургского университета, сейчас в академическом отпуске. Посещал доктора Филиппова, присутствовал на некоторых оптических экспериментах. Именно оптических, с физикой и химией не связанных. Ну, подай-принеси, большего от парня требовать было бы глупо. Ходил за ученым как хвостик, боготворил его, пролез в семью. Мировоззрение либеральное, на баррикады точно не пойдет. Словом, личность заурядная и в дознании Лыкова бесполезная.

– Ясно. А второй ассистент, Разуваев?

– Его папка чуть толще, но там тоже ничего особенного, – сказал Сазонов, развязывая тесемки. – Ездил с Филипповым в Ригу. Агент Химик – вы его помните, Енотавский – характеризует Разуваева как человека себе на уме без политического лица. Прибился к Филиппову с целью получить от него затем рекомендацию.

– К кому?

– К кому удастся. Тот знаком был со многими заграничными исследователями, и в Германии, и во Франции. Петр Никодимович мечтает уехать из России навсегда. Эх, черт!

– Что такое? – встревожился Лыков.

Подполковник неуверенно улыбнулся:

– Как бы сказать… Только сейчас вспомнил, ей-богу.

– Да что вспомнили, Яков Григорьевич?

– Я же Разуваеву неделю назад подписал заграничный паспорт.

Одной из обязанностей Петербургского охранного отделения была выдача заграничных паспортов.

– Куда он собирался?

– Точно помню, что в Берлин.

– В Берлин? – Коллежский советник многозначительно посмотрел на коллег. – Ну вот и ниточка нашлась.

Все как-то сразу повеселели. Чем не версия?

Лыков обратился к Зубатову:

– Сергей Васильевич, телеграфируйте срочно Гартингу, пусть разыщет берлинский адрес Разуваева. Как найдет его, я сразу выезжаю.

– Будет сделано, Алексей Николаевич.

Зубатову как заведывающему Особым отделом подчинялась Заграничная агентура Департамента полиции. А Гартинг был руководителем ее берлинского бюро.

– Яков Григорьевич, а вы, пожалуйста, подготовьте паспорт для поручика Олтаржевского. Лучше на чужое имя. Он поляк, паспорт сделайте на польскую фамилию.

– Кто такой этот поручик? – насупился Сазонов.

– Участвует в дознании от Военного министерства. Государь поручил дело и нам, и им. Пусть съездит со мной, нельзя оставлять военных в стороне. Мариан Ольгердович знает пять языков и к тому же окончил физико-математический факультет.

– Сделаю, Алексей Николаевич. Пусть придет завтра ко мне с фотографической карточкой.

На этом Лыков откланялся. В ожидании ответа из Берлина он провел два дня почти в безделье. Встретился с Поповым, которого знал еще по промышленно-художественной выставке в Нижнем Новгороде в 1896 году. С тех пор Александр Степанович остепенился, получил чин статского советника, стал профессором Электротехнического института. На вопрос о работах Филиппова по передаче энергии взрыва на расстояние он ответил, что ничего о них не слышал. Самого Михаила Михайловича знал, уважал, читал его «Научное обозрение». Но прекратить войны путем изобретения страшного оружия, «взрыва по телеграмме»… Это что-то детское. Пришедший вместе с Лыковым Олтаржевский попытался получить оценку знаменитого ученого. Так и так, излучаются короткие волны, вдоль них посылается каким-то образом разрушительная сила; возможно ли это? Понятия не имею, ответил Попов. И посоветовал списаться… с Америкой. А именно с Теслой. Он выдающийся специалист по электричеству и не только. Серб может что-то подсказать. В Германии тоже есть крупный физик, мизантроп и затворник Дёринг. Этот точно ответит на вопрос, если захочет. И больше в мире подобных нет. Эдисон давно уже капиталист, а не ученый. А Маркони просто жулик, ворующий чужие идеи.

Собеседники простились с Поповым и вышли в глубокой задумчивости. Не в Америку же им ехать! А спрашивать о чем-то немца Дёринга, зная, что его соплеменники прикончили Филиппова, тем более глупо.

По вечерам Алексей Николаевич читал работы покойного. Хотел лучше понять круг его интересов, масштаб личности. Но дело у сыщика шло туго. «Биологические работы Аристотеля», «Пространство Лобачевского и многомерное пространство», «Космология и космогония в конце XIX века». Написано вроде бы легко и доступно, слог хороший, но знания автора зашкаливают. Чувствуешь себя на его фоне дурачком. Лыков сделал из прочитанного только один вывод: Филиппов мог изобрести чудо-оружие. Он был чрезвычайно разносторонен и близок к гениальности. Видимо, к такому же выводу, но чуть раньше, пришли немцы. А русское правительство, как всегда, запоздало с правильной оценкой. Ведь могли привлечь человека, построить ему современную лабораторию. Настоящий ученый не устоит перед соблазном расширить свои возможности за счет правительства. И глядишь, плоды трудов Филиппова послужили бы России. А теперь? Кучка пепла, что выбросили из печи начальника ПОО. Обломки аппарата валяются где-то на свалке. И убийство русского подданного, до сих пор не раскрытое.