– То-то бы все посмеялись, – ответил Разуваев. – Для вашего сведения, граф. В Риге Филиппову удалось перенести энергию небольшого взрыва на расстояние пять метров. Это чуть больше двух саженей. И поднять ею на воздух, якобы по радиоволне, другой заряд. Но ведь это была обычная детонация! Она известна любому артиллеристу. Мы спорили с ним, в итоге поссорились, но я так и не убедил доктора, что он ошибается. И вообще, разрыв мой с Филипповым был уже неизбежен. Мы по-разному оценивали результаты его работы. Он был сильный математик, не спорю. И химик приличный, все-таки ученик самого Мейера. Но физик никакой! Вот и заблуждался. Михаила Михайловича раздражали мои возражения и мой скептицизм. Мы были близки к ссоре. С мая я стал искать другую службу, лучше в Германии. И попросил от Михаила Михайловича рекомендательных писем.
– Он их вам дал? – поинтересовался Лыков.
– Обещал дать, когда закончим оставшиеся опыты.
– То есть вы должны были расстаться без конфликта?
– Конечно. Я не скандалист. У Филиппова знакомства и в Германии, и во Франции, его слово помогло бы мне устроиться. Зачем ссоры? Умный человек сеет друзей, а глупый – врагов. Я умный.
– А что за история с камнем в Териоки?
Разуваев рассмеялся:
– Это еще один миф доктора натурфилософии. Вы видели тот камень?
– Я видел, – сказал поручик.
– Ну и что?
– Впечатляет.
– А вот меня нет. Ясно, что это природное явление. Ледяная вода омывала его сотни лет, а жаркое солнце накаливало. Вот он и рассыпался. А Филиппов тут как тут, приписал себе. Ученый! Профессор кислых щей!
Питерцы опешили от такой злобы ученика на учителя. В комнате стало тихо, гости ощущали неловкость. Затем заговорил «граф Стырье»:
– Петр Никодимович, вы можете описать аппарат Филиппова и принцип его действия?
– Зачем? Он же стоит в охранном отделении.
– Уже не стоит. Его разобрали при перевозке, а собрать не смогли.
– Странно… Ну хорошо, я подготовлю записку. На чье имя?
– Лучше всего на имя министра внутренних дел Плеве, – подсказал Лыков.
– Ого! Так и быть, напишу все, что знаю. Но на это понадобится время.
– Сколько?
– Два дня как минимум. Я же еще ищу службу, не забывайте. А это хлопотное занятие.
Разуваев вынул из жилетного кармана дорогие часы, откинул золотую крышку:
– Через час у меня переговоры с одним профессором физики из Гейдельберга. Мы закончили?
Гости поднялись:
– Да, спасибо, Петр Никодимович. До встречи послезавтра.
Два дня дознаватели провели в совершенном безделье. Олтаржевский бродил по музеям, Лыков – по пивным. Люди Гартинга наблюдали за ученым и сообщали, что тот по вечерам подолгу что-то пишет. Видимо, он ответственно отнесся к просьбе правительства и хочет дать подробный отчет. Коллежский советник был доволен, но одно обстоятельство его смущало. Гуляя по городу, он быстро заметил за собой слежку. Приставили «хвост» и к поручику. Филеры действовали умело, в слежке участвовали парные экипажи, а это дорогое удовольствие. Полиция или контрразведка?
Еще Гартинг пригласил петербуржцев на ужин. И после горячего обратился к Лыкову с неприятной просьбой.
– Алексей Николаевич, вы ведь увидитесь по итогам вашего дознания с министром? – спросил он.
– Непременно.
– Не могли бы вы повлиять на него в одном вопросе?
Сыщик сразу расхотел есть.
– Аркадий Михайлович, я коллежский советник, а он действительный тайный. Между нами пропасть, вы же понимаете? Он не станет меня слушать. Ну, по крайней мере по тем вопросам, которые он мне не поручал.
– Все понимаю, но ведь смотря как заговорить! Ежели по-умному, то можно кое-чего добиться.
– Чего вы хотите? Обещать не буду, но расскажите суть.
– Суть в том, уважаемый Алексей Николаевич, что Ратаев совершенно не на месте. Он рядом с Рачковским ноль. Тяжело работать с таким начальником. Для дела плохо!
– Ну и как я, по-вашему, скажу об этом его высокопревосходительству? Он в ответ: Лыков, а твое какое дело? Только напорчу.
– А вы ловко вставьте в контекст. Мол, Гартинг помог с поиском Разуваева, он-то на месте, но так жаловался на новое руководство, такие вещи рассказывал… Вот и заложим мысль в голову министра. Два-три таких эпизода – глядишь, Петр Иванович и вернется.
Ужин завершился угрюмым молчанием сторон. Когда питерцы остались одни, Олтаржевский спросил:
– Что это было? Кто такой Петр Иванович?
Лыков вздохнул:
– Э-хе-хе… Вообще-то я вам этого говорить не должен. Но мы же ведем одно дело, так и быть. Здесь интрига, очередная. Увы, их столько в нашем ведомстве. Не знаю, как обстоит у вас, у военных. В общей полиции еще более-менее, а в тайной хуже всего.
– А именно?
– Гартинг просил меня за своего бывшего начальника Рачковского. Плеве уволил его от должности заведывающего Заграничной агентурой, хотя как раз Петр Иванович ее и создал.
– За какие вины выгнали заслуженного человека?
– А он написал императрице-матери, что ее сын связался с французским шарлатаном. Слышали про такого Филиппа? Магнетизер и медиум.
Поручик смутился:
– Сын – это нынешний государь?
– Ну а кто же еще? Так вот, царь узнал про письмо, разгневался, и Рачковскому пришел конец.