– Почему тебе хватает мозгов, чтобы не задумываясь проводить все эти расчеты в уме, но не хватает, чтобы прийти к очевидному выводу?
Снова этот паникующий взгляд животного на бойне.
– Не… я не…
– Это
Он молчит. Недоумение на его лице бесит меня. Мне хочется его ударить. Но в конце концов вспыхивает свет.
– Существует, э-э, не один остров? О! Таких островов
Это существо – часть команды. Почти наверняка когда-нибудь моя жизнь будет зависеть от него.
Мне становится страшно.
Я стараюсь оттолкнуть эту мысль.
– Вероятно, существует целая популяция этих созданий, заключенных в мембрану, ну, как цисты. Шимп не знает, сколько их, но раз мы до сих пор встретили только одно, наверное, они очень редки.
Теперь он хмурится иначе.
– Почему
– То есть?
– Почему его зовут Шимп?
– Мы зовем его шимпанзе, потому что первый шаг к очеловечиванию предмета – дать ему имя.
– Я посмотрел.
– Вообще-то, кажется, шимпанзе были весьма умны, – вспоминаю я.
– Но не как мы. Они даже не умели
– А какое тебе дело?
Он просто смотрит на меня.
Я вскидываю руки.
– Ладно, он не шимпанзе. Мы его так прозвали, потому что у него примерно такое же синаптическое число.
– То есть вы дали ему маленький мозг, а теперь жалуетесь, что он глупый.
Мое терпение на исходе.
– Ты к чему-то клонишь или просто вдуваешь углекислый газ в…
– Почему не сделать его умнее?
– Потому что невозможно предсказать поведение системы, которая сложнее тебя. И если хочешь, чтобы проект шел по накатанной дорожке после того, как тебя не станет, не следует вручать вожжи тому, что гарантированно обзаведется собственными планами.
Иисус на палочке, неужели
– То есть ему сделали лоботомию, – секунду спустя говорит Дикс.
– Нет. Его не
– Может, он умнее, чем ты думаешь. Если ты такая умная, и у тебя
– Не льсти себе, – говорю я.
– Что?
Я мрачно усмехаюсь.
– Ты всего лишь следуешь приказам других систем, которые
Нужно отдать им должное: чертовы руководители проекта мертвы миллиарды лет, но
– Я не…
– Прости, милый. – Я ласково улыбаюсь моему сыну-придурку. – Я обращалась не к тебе. А к той твари, которая заставляет твой рот производить все эти звуки.
Дикс становится белее моих трусиков.
Хватить притворяться.
– На что ты надеялся, шимпанзе? Что заставишь эту марионетку вторгнуться в мое жилище, и я ничего не замечу?
– Нет… я не… это
– Он тебя
Я не кричу. Мой голос холоден, но спокоен. И все-таки Дикс
Я понимаю, что это шанс.
Я позволяю голосу немного оттаять и мягко говорю:
– Знаешь, ты тоже можешь это сделать. Сжечь свою связь. Я даже разрешу тебе прийти сюда снова, если захочешь. Чтобы… поговорить. Но не с этой тварью у тебя в голове.
На его лице паника, и, как ни странно, мне от этого больно.
–
Я действительно не знаю, кто из них говорит, поэтому отвечаю обоим:
– Есть несколько способов выполнять миссию. У нас достаточно времени, чтобы испробовать их все. Дикс может вернуться, но в одиночестве.
Они делают шаг ко мне. Еще один. Дрожащая рука поднимается, словно желая коснуться меня, на кривобоком лице выражение, которого я не могу понять.
– Но я твой
Я даже не тружусь отвечать.
– Убирайся из моего дома.
Человек-перископ. Троянский Дикс. Это что-то новенькое.
Шимпанзе еще ни разу не предпринимал столь откровенных шагов, когда мы бодрствовали. Обычно он ждет, пока мы уснем, прежде чем вторгаться на нашу территорию. Я представляю особых дронов, которых не видел ни один человек, изготовленных в долгие, темные века между стройками; представляю, как они роются в ящиках и выглядывают из зеркал, обрабатывают переборки рентгеновскими лучами и ультразвуком, терпеливо обыскивают катакомбы «Эриофоры», миллиметр за бесконечным миллиметром, высматривая тайные послания, которыми мы можем обмениваться сквозь время.