Лучшая фантастика XXI века

Гамильтон какое-то время обдумывал ответ, потом решил промолчать. И ответил взглядом, которым предлагал его светлости посидеть за другим столиком, например за таким, где у его светлости есть друзья.

– А вы как считаете?

Гамильтон встал с намерением уйти. Но Карни тоже встал и остановил его, как только они удалились от столика настолько, что их не могли услышать. Улыбка у него была сладкая, как рахат-лукум. И обыкновение высказываться в манере, не соответствующей его высокому положению.

– Вот что я делаю. Зондирую. Провоцирую. Пихаю. И потом, нельзя не заметить, что когда я в комнате, кое-кто смотрит на кое-кого.

Он по-прежнему широко улыбался.

Гамильтон нашел пустой столик и сел, сердясь на себя.

Карни уселся рядом с ним и показал в сторону от принцессы Елизаветы, на ее новоиспеченного мужа, с аккуратной бородкой и медалями на груди мундира шведского адельсфана. Он разговаривал с послом папы, несомненно, договариваясь о том, чтобы как можно быстрее вместе с Лиз посетить Рим, подчеркивая союз протестантов с папистами. Если принц Бертиль тоже старался быть любезным и очаровательным, Гамильтону пришлось согласиться, что у него это получается лучше.

– Да, липкий прохвост, тут я уверен. Но я все же пообещал кое-что кое-кому из его свиты, так что остаются сплошь окольные пути и лавирование. – Карни цокнул языком и поманил пальцем шведскую девушку-служанку; та присела и быстро ему улыбнулась. – Я вас понимаю. Все наши отношения строятся на равновесии, и мы приходим в ужас от того, что можем создать мир, в котором такого равновесия не будет.

Гамильтон поджал губы и ответил, тщательно подбирая слова:

– Поэтому вы такой, какой есть, ваша светлость?

– Конечно. Горничные, компаньонки дам, ваши гостящие сестры – перечень неполон. Мне позволяют любить только так, чтобы не нарушить равновесие. Для того чтобы я связал себя обещанием или, упаси господь, женился, требуются такие размышления на высшем уровне, что к тому времени, как появятся герольды, дама мне уже наскучит. Я устану от нее. Наша общая история, верно? Негде разрядить напряжение. Если бы только я видел иной выход…

Показав уголок своих карт, он постарался снова уйти от грани измены. Это была часть его роли агента-провокатора. Но это не значило, что у него нет других целей.

– У вас есть какие-то дальнейшие планы, ваша светлость?

– Нет, я только собираюсь… Все в комнате ахнули.

Гамильтон вскочил и сделал шаг к Елизавете, его правая рука устремилась к уголку пространства, в котором скрывался 66-миллиметровый «Уэбли Корсар». Он готов был выстрелить…

В пустоту.

Вот стоит принцесса, удивленно оглядываясь. Вокруг нее парадные мундиры, бородатые мужчины.

Налево, направо, вверх, вниз.

Гамильтон не видел ничего, что могло бы вызвать ее удивление.

И ничего рядом с ней, ничего вокруг.

Она уже сделала шаг назад, протягивая к чему-то руку…

Что там? Все смотрели в ту сторону. Что?

Гамильтон посмотрел на других таких же, как он. Все стояли в такой же позе, пытаясь определить цель.

Папский посол выступил вперед и воскликнул:

– Здесь стоял человек! И он исчез!

Паника. Все кричали. Оружие, оружие! Но Гамильтон знал, что не существует оружия, которое могло бы мгновенно заставить человека, кем бы он ни был, исчезнуть. Группы телохранителей в придворных мундирах или в темных костюмах дипломатов мгновенно окружили своих подопечных. Вокруг царил кошмар рушащегося равновесия. История делала поворот в результате того, что, хотя все оставались на своих местах, дела получили не такое развитие, какого ожидали все эти могучие державы.

Баварский принц закричал, что охрана ему не нужна, и бросился к принцессе…

Гамильтон заступил ему дорогу, случайно опрокинул его на пол и тут же встал рядом с принцессой и ее мужем.

– Уходим в ту дверь, – сказал он. – Немедленно.

Бертиль и Елизавета кивнули и пошли, напряженно улыбаясь; Бертиль повернулся и знаком велел всем шведам следовать за ним. Люди Гамильтона окружили их, провели всю группу по залу, за дверь и вниз по служебному коридору, а позади их зал уже заполняла охрана, производя еще больше шума и беспорядка. Гамильтон надеялся, что не услышит неожиданные выстрелы из спрятанного оружия…

Не услышал. Дверь за ними закрылась. Еще один хороший парень выполнил свою работу.

Иногда Гамильтон мечтал, чтобы на свете существовала особая организация, охраняющая тех, кто в этом нуждается. Но для этого мир должен измениться, даже сильнее, чем в искусственных построениях Карни. Но это означало бы, что пострадает независимость его и других офицеров. А он жил лишь благодаря своей независимости. Его долг состоял в том, что он обязан предотвратить какой-либо вред для Елизаветы и ее супруга. Больше он на эту тему не думал.

– Я знаю очень мало, – на ходу говорила Елизавета, как всегда, размеренно и спокойно. – Думаю, этот человек был в одной из групп иностранных дипломатов.

– Он выглядел пруссаком, – сказал Бертиль. – Мы как раз говорили с пруссаками.

– Он просто исчез у меня на глазах.

– В складке пространства? – спросил Бертиль.