Лучшая французская поэзия

К Плутону, милости его отведать!

Моим же деточкам всегда есть что обедать!» —

Сказал, мышонка цап; тот пискнул и припал.

А кот, покушавши, ни в чем как не бывал!

Ужель рассказ без поученья?

Никак, читатель, есть!

Всем юность льстит себя!

все мыслить приобресть!

А старость никогда не знает сожаленья!

Перевод В. Жуковского

Кот и мышь

Случилось так, что кот Федотка-сыроед,

Сова Трофимовна-сопунья,

И мышка-хлебница, и ласточка-прыгунья,

Все плуты, сколько-то не помню лет,

Не вместе, но в одной дуплистой, дряхлой ели

Пристанище имели.

Подметил их стрелок и сетку – на дупло.

Лишь только ночь от дня свой сумрак

отделила

(В тот час, как на полях ни темно, ни светло,

Когда, не видя, ждешь небесного светила),

Наш кот из норки шасть и прямо бряк

под сеть.

Беда Федотушке! приходит умереть!

Копышется, хлопочет,

Взмяукался мой кот,

А мышка-вор – как тут! ей пир,

в ладоши бьет,

Хохочет.

«Соседушка, нельзя ль помочь мне? —

из сетей

Сказал умильно узник ей. —

Бог добрым воздаянье!

Ты ж, нещечко мое, душа моя, была,

Не знаю почему, всегда мне так мила,

Как свет моих очей! как дневное сиянье!

Я нынче к завтрене спешил

(Всех набожных котов обыкновенье),

Но, знать, неведеньем пред богом погрешил,

Знать, окаянному за дело искушенье!

По воле вышнего под сеть попал!

Но гневный милует: несчастному в спасенье

Тебя мне бог сюда послал!

Соседка, помоги!» – «Помочь тебе! злодею!

Мышатнику! Коту! С ума ли я сошла!

Избавь его себе на шею!» —

«Ах, мышка! – молвил кот. —

Тебе ль хочу я зла?

Напротив, я с тобой сейчас в союз вступаю!

Сова и ласточка твои враги:

Прикажешь, в миг их уберу!» – «Я знаю,

Что ты сластена-кот! но слов побереги:

Меня не обмануть таким красивым слогом!

Глуха я! оставайся с богом!»

Лишь хлебница домой,

А ласточка уж там: назад! на ель взбираться!

Тут новая беда: столкнулася с совой.

Куда деваться?

Опять к коту; грызть, грызть тенета! удалось!

Благочестивый распутлялся;

Вдруг ловчий из лесу с дубиной показался,

Союзники скорей давай бог ноги, врозь!

И тем все дело заключилось.

Потом опять коту увидеть мышь случилось,

«Ах! друг мой, дай себя обнять!

Боишься? Постыдись;

твой страх мне оскорбленье!

Грешно союзника врагом своим считать!

Могу ли позабыть, что ты мое спасенье,

Что ты моя вторая мать?» —

«А я могу ль не знать,

Что ты котище-объедало?

Что кошка с мышкою не ладят никогда!

Что благодарности в вас духу не бывало!

И что по нужде связь не может быть тверда?»

Перевод В. Жуковского

Похороны львицы

В лесу скончалась львица.

Тотчас ко всем зверям повестка. Двор и знать

Стеклись последний долг покойнице отдать.

Усопшая царица

Лежала посреди пещеры на одре,

Покрытом кожею звериной;

В углу, на алтаре

Жгли ладан, и Потап с смиренной

образиной —

Потап-мартышка, ваш знакомец, —

в нос гнуся,

С запинкой, заунывным тоном,

Молитвы бормотал. Все звери, принося

Царице скорби дань,

к одру с земным поклоном

По очереди шли, и каждый в лапу чмок,

Потом поклон царю, который, над женою

Как каменный сидя и дав свободный ток

Слезам, кивал лишь молча головою

На все поклонников приветствия в ответ.

Потом и вынос. Царь выл голосом, катался

От горя по земле, а двор за ним вослед

Ревел, и так ревел, что гулом возмущался

Весь дикий и обширный лес;

Еще ж свидетели с божбой нас уверяли,

Что суслик-камергер без чувств упал от слез

И что лисицу с час мартышки оттирали!

Я двор зову страной, где чудный род людей:

Печальны, веселы, приветливы, суровы;

По виду пламенны, как лед в душе своей;

Всегда на все готовы;

Что царь, то и они; народ – хамелеон,

Монарха обезьяны;

Ты скажешь, что во всех единый дух вселен;

Не люди, сущие органы:

Завел – поют, забыл завесть – молчат.

Итак, за гробом все и воют и мычат.

Не плачет лишь олень. Причина?

Львица съела

Жену его и дочь. Он смерть ее считал

Отмщением небес. Короче, он молчал.

Тотчас к царю лиса-лестюха подлетела

И шепчет, что олень, бессовестная тварь,

Смеялся под рукою.

Вам скажет Соломон, каков во гневе царь!

А как был царь и лев, он гривою густою

Затряс, хвостом забил,

«Смеяться, – возопил, —

Тебе, червяк? Тебе! над их стенаньем!

Когтей не посрамлю преступника терзаньем;

К волкам его! к волкам!

Да вмиг расторгнется ругатель по частям,

Да казнь его смирит в обителях Плутона

Царицы оскорбленной тень!»

Олень,

Который не читал пророка Соломона,

Царю в ответ: «Не сетуй, государь,

Часы стенаний миновались!

Да жертву радости положим на алтарь!

Когда в печальный ход все звери собирались

И я за ними вслед бежал,

Царица пред меня в сиянье вдруг предстала;

Хоть был я ослеплен, но вмиг ее узнал».

«Олень! – святая мне сказала, —

Не плачь, я в области богов

Беседую в кругу зверей преображенных!

Утешь со мною разлученных!

Скажи царю, что там венец ему готов! —

И скрылась». – «Чудо! откровенье!» —

Воскликнул хором двор.

А царь, осклабя взор,

Сказал: «Оленю в награжденье

Даем два луга, чин и лань!»

Не правда ли, что лесть всегда приятна дань?

Перевод В. Жуковского

Волк, ставший пастухом

Лишь только дневной шум замолк…

Лишь только дневной шум замолк,

Надел пастушье платье волк

И взял пастушей посох в лапу,

Привесил к поясу рожок,

На уши вздел широку шляпу