Лучшая в мире повесть о первой любви

Фарангис Авазматова Лучшая в мире повесть о первой любви

Все персонажи, события и диалоги — не более, чем плод авторского воображения и не имеют отношения к реальности. Любое сходство с реальностью является совершенно случайным.

«…А дальше — это главное — похоже на тебя в долгом пути я заплету волосы лентой,

И не способный на покой я знак подам тебе рукой,

Прощаясь с тобой, как будто с легендой.

Прольются все слова как дождь,

И там, где ты меня не ждёшь,

Ночные ветры принесут тебе прохладу.

На наших лицах без ответа лишь только отблески рассвета того, где ты меня не ждёшь».

Би-2 и Чичерина, «Мой рок-н-ролл».

1

— Может, вы всё-таки что-нибудь закажете? — официант подошёл к моему столику уже в шестой раз, раздражённо повысив тон.

— Стакан воды, если можно, — уныло отвечаю я (уныло лишь потому, что на нормальный заказ мне просто не хватает денег). На мои слова парнишка лишь недовольно фыркает. Напоследок он одаривает меня полным презрения взглядом и с невероятно важным видом уходит.

В этом кафе мне холодно до самых костей, если, конечно, не глубже — хотя я, вообще-то, зашла сюда погреться. На маленьком столике, ножки которого обклеены жвачкой всевозможных цветов, лежит мой любимый зелёный блокнот — в нём-то и должны сложиться стихи, рассказ, статья или хоть что-нибудь. Да только вот в этом кафе мне не пишется. На ум приходит незамысловатая игра слов — в кафе без кофе. Может, и правда не пишется без него?

За окном играют солнечными зайчиками зеркала, выстроившиеся в ряд вдоль дороги — их много, разных размеров и форм зеркала стоят и ждут, когда кто-нибудь заберёт их с собой. По обыкновению этого не случится — и потому вечером они все упадут, одно за другим, в попытке разбиться. Но не смогут. И утром добродушный смотритель заново расставит их небольшим лабиринтом вдоль дороги, пообещав, что всё ещё сбудется. И ни одно из них, как ни крути, не разобьётся.

Я отвлекаюсь от своих мыслей, когда входная дверь открывается, и меня окликает, перекрикивая звон колокольчика, Балерина. Я не оборачиваясь машу ей рукой, и лишь когда слышу, как дверь закрывается, смотрю в её сторону.

Балерина заходит медленно — так грациозно и так плавно, что все сидящие в кафе люди невольно обращают на неё внимание. Она словно летит — тонкая и изящная, невесомо шагает в сторону моего столика, садится напротив и смотрит на меня в упор своими бездонными голубыми глазами.

— Опять прогуливаешь, — говорит она серьёзным тоном. Я едва сдерживаюсь, чтобы не засмеяться. Отмечаю про себя, какая она красивая, и молчу — мне нечего говорить этой красоте.

Подходит официант и ставит передо мной стакан воды. Балерина уверенно говорит ему:

— Два американо, пожалуйста.

Официант удовлетворённо кивает и уходит, одарив перед этим Балерину лучезарной улыбкой. Сегодня у Балерины есть деньги, как, в прочем, и всегда. А у меня их, как обычно, не водится.

— Ты так и будешь молчать? — не выдерживает она, тяжело вздыхая и прикусывая тоненькую нижнюю губу. Воздевает бровки и улыбается сама себе — нежно, с толикой грусти. Ну и раздражения, само собой.

— А что, — выдаю, наконец, — я должна тебе говорить?

Балерина переводит взгляд на меня — я невольно глазами рыскаю по её идеальному, фарфоровому будто личику, пытаюсь найти рефлекторно хотя бы один изъян, но, как обычно, не могу.

— Дорогая моя, — говорит, качая головой, Балерина, — у тебя экзамены через два с половиной месяца. Ты школу оканчиваешь, понимаешь? Зачем тебе эти…

— Можно тебя слепить?

Балерина недоумённо смотрит на меня. Просьба звучит неожиданно, грубо, резко. Я ухмыляюсь — а разве выходило когда-нибудь у меня иначе?

Официант приносит кофе, и заодно — тарелку с шоколадным пирожным, украшенным какими-то цветочками. Тарелку он ставит рядом с Балериной.

— Комплемент для прекрасной дамы, — улыбается официант и указывает на пузатого мужчину, устроившемуся у окна. Поймав взгляд Балерины, мужчина весело улыбается и даже машет ей рукой. Балерине, в прочем, плевать.

— Будешь? — Балерина смотрит в мою сторону, я лишь отрицательно мотаю головой. Тогда она обращается к официанту, как обычно громко и чётко произнося слова:

— Уберите это убожество с глаз долой.

Официант удивлённо таращится на нас, искоса поглядывая на пузатого мужчину:

— Что мне с этим делать?

— Ну, — Балерина пожимает плечами, и взгляд её становится таким презрительным, что, я уверена, официант от зависти готов лопнуть, — оставьте в качестве подвешенного кофе, например. Мне до этого дела нет.

Официант кивает, и, краснея от недовольного взгляда мужчины за столиком у окна, уносит пирожное, которому теперь осталось лишь дождаться своего часа.