— Спокойно. Хочешь, я прямо сейчас позвоню маме? Вот увидишь, я не вру.
И что самое интересное, она звонит, а её мама отвечает, что я могу переехать хоть сегодня. Что всё решится. Что они ждут меня — все вместе. Мне становится так грустно, когда Сова кладёт трубку, что я утыкаюсь лицом в её плечо.
— Мне здесь не место, — шепчу, — мне здесь не место…
— Эй, — говорит она, снова обхватывая меня за плечи, и заглядывая мне прямо в глаза, — всё будет хорошо, слышишь? Ты не одна.
Янтарные омуты глаз обволакивают меня, я тону в них, и понимаю, что мне больше ничего не нужно сейчас. И я, опустив голову, вновь позволяю себе заплакать.
— Пластмассовый мир победил, макет оказался сильней…
Когда я поднимаю глаза, сквозь пелену слёз я вижу Сову. Красивую до боли, родную и самую-самую прекрасную. Поющую фальшиво и вместе с тем так чисто, как не умеет петь никто.
— Последний кораблик остыл, последний фонарик устал…
Она хватает меня за руку и бежит вверх, к самой вершине холма. Зелёная трава щекочет ноги, а ветер сетью ложится на лицо.
— А в горле сопят комья воспоминаний…
Бежать вдвоём всегда почему-то легче.
Мы останавливаемся за полшага до обрыва, тяжело дыша и не разжимая рук. Не давая друг другу упасть. И я, не жалея горла, кричу, что есть мочи:
— О-о-о, моя оборона!..
Река с жадностью глотает капли нашего крика.