Лучшая зарубежная научная фантастика: Император Марса

Команда вернулась домой. Джей-Джей уже приготовил ужин. Дакота с Джей-Джеем сначала попытались поровну распределять работу по дому, но очень скоро у них начались сложности – кому ворошить компост или развешивать белье, чинить мельницу или убирать кухню. Джей-Джей взял на себя почти все касаемо кухни и жилых помещений, а Дакота занялась садом и приспособлениями.

По тому, как сочувственно Джей-Джей подавал мне причитающуюся порцию – сегодня это была копченая скумбрия с овощами, – я поняла, что кто-то уже успел рассказать ему о стычке с весовщиком. Возможно, ради того, чтобы он или Дакота не стали расспрашивать, как прошел день.

Этим вечером я позже обычного легла спать: обходила наши владенья. Я ничего не ожидала найти. Скорее ради успокоения хотела взглянуть на творения наших рук, прикоснуться к ветряной мельнице, провести ладонью по глянцевым листьям лимонного дерева и убедиться в том, что все на месте и не собирается исчезать. Своего рода ритуал.

В постели я тесно прижалась к Гарретту – привычный способ обрести и дать покой и поддержку. Под легким одеялом мы нежились в теплом воздухе, лившемся сквозь открытый в крыше над головой люк.

– Неудачный день? – проговорил он.

– Нельзя назвать неудачным день, когда корабль и команда возвращаются домой целы и невредимы, – констатировала я, только голос мой звучал блекло.

Гарретт шевельнулся, погладил меня по спине и крепче обнял, прижимая к себе. Наши ноги переплелись. Мне стало спокойней.

– Нина права, мы можем достичь большего, – сказал он. – У нас получится прокормить еще один рот. Если обратиться…

– Ты в самом деле думаешь, будто из этого выйдет что-то путное? – спросила я. – Полагаю, вам всем было бы лучше с другим капитаном.

Гарретт склонился ко мне для поцелуя и стоял на своем до тех пор, пока я не ответила. Минута – и мы уже улыбались.

– Ты же знаешь, что все мы оказались здесь оттого, что не можем поладить с кем-то другим. Именно благодаря тебе мы все отлично смотримся вместе.

Я вывернулась из его объятий, делая вид, что сержусь, но тут же рассмеялась.

– Много команд и целая уйма семей никогда не заводят детей, – заметил он. – Это ничего не значит.

– Вообще-то дети мне безразличны, – призналась я. – Просто я устала все время сражаться.

Обычное дело: дети вырастают и начинают бороться с родителями, семьями и даже комитетами. Но разве справедливо полагать, что я все еще сражаюсь с матерью, которую даже никогда не знала?

На следующий день, когда мы с Ниной шли на «Амариллис» заниматься уборкой, я пыталась убедить себя в том, что мне только кажется, будто она меня избегает. И даже не глядит на меня. То есть делает вид; на самом деле она украдкой посматривала в мою сторону. Мурашки ползли по коже от того, как она боится встретиться со мной взглядом. Она что-то задумала. И скрывала секрет.

Нам снова встретилась Элси, которая шла от пристани примерно в ста футах от нас, но мы тут же узнали ее, потому что фигуру Элси ни с чьей не спутаешь. Внимание Нины тут же переключилось на нее, она даже остановилась и смотрела во все глаза.

– Неужели она так тебя занимает? – улыбнулась я, пытаясь все перевести в шутку.

Словно размышляя, стоит ли со мной вообще разговаривать, Нина искоса взглянула на меня. Потом вздохнула и сказала:

– Каково это? Неужели тебе самой не любопытно?

Я на миг задумалась и ощутила скорее страх, чем интерес. Представила себе все то, что может пойти вкривь и вкось, несмотря на реющее над головой знамя одобрения. Нине этого не понять. Поэтому я ответила ей так:

– Да нет.

– Мари, как можешь ты быть такой… равнодушной?

– По причине того, что я не собираюсь тратить силы и мучительно беспокоиться о том, что я изменить не в силах. Кроме того, мне больше нравится быть капитаном, а не торчать на берегу и только глазеть на море.

Я торжественно прошла мимо Нины к кораблю, и она, поникнув головой, поплелась за мной.

Мы отдраили палубу, осмотрели леера, вычистили каюту, провели инвентаризацию и собрали износившийся такелаж. Потом заберем его домой и несколько дней до следующего выхода в море будем его чинить. Все утро Нина молчала, склонившись над работой, и кусала губы, а я посматривала на нее и задавалась вопросом: о чем она так сосредоточенно размышляет? Что скрывает? Оказалось, Нина набиралась смелости.

Я вручила ей последний моток сетей и отправилась перепроверить, хорошо ли задраены люки и закрыта каюта. Когда я собралась сходить с корабля, Нина сидела на краешке пристани и чуть покачивала болтающимися над водой ногами. Она выглядела лет на десять моложе, словно опять превратилась в ребенка, какой я впервые ее увидела.

Вопросительно подняв брови, я смотрела на нее, пока она наконец не произнесла:

– Я спросила у Сана, почему Андерс тебя не любит. Отчего никто из капитанов с тобой не общается.

Так вот что случилось! Видать, Сан – практичный и здравомыслящий – рассказал ей все как есть и не счел нужным прибегать к осмотрительности. И Нина ужаснулась.

Я с улыбкой присела на планшир прямо перед ней и сказала:

– Думала, ты живешь здесь достаточно долго и сможешь все понять.