Лучшая зарубежная научная фантастика: После Апокалипсиса

Британский писатель Пол Корнелл – автор романов и комиксов, а также сценарист телевизионных программ. Самыми известными стали его романы «Кое-что еще» («Something More») и «Британское лето» («British Summertime»). Он также писал сценарии для сериалов «Доктор Кто», «Робин Гуд» и «Первобытное» производства Би-би-си, «Капитан Британия» от «Марвел Комикс», участвовал в создании новеллизации по сериалу «Доктор Кто» и составлял сборники по этой вселенной и многим другим комиксам. Несколько серий «Доктора Кто», снятых по его сценариям, дважды были номинированы на премию «Хьюго». Кроме того, Корнелл получил премию Гильдии сценаристов США. В последнее время он обратился к коротким рассказам, которые публиковались в журналах «Fast Forward 2», «Eclipse 2», «Asimov’s Science Fiction» и «The Solaris Book of New Science Fiction», том третий.

Смотреть на Кастеллет лучше всего вечером, когда древняя крепость озарена тысячами светлячков и превращается в маяк для всех, кто прибывает в экипаже и глядит на город сверху. Здесь расположены знаменитый Копенгагенский парк, оборонные сооружения, включая штаб-квартиру Службы военной разведки Дании, а также единственная ветряная мельница, выполняющая скорее декоративную, нежели прикладную функцию. Над Лангелиние дуют сильные ветра, и после захода солнца вросший в землю китовый скелет отзывается сочувственным воем, слышным даже в Швеции.

Гамильтон прибыл дипломатическим экипажем, без документов и, как предписывалось этикетом, без какого-либо оружия или складок – как совершенно штатское лицо. Он проводил взглядом экипаж: тот, покачиваясь на ветру, тяжело поднялся над парком в темнеющее небо и круто взял на юго- запад, скользя на складке, которую создавал у себя под полозьями. Гамильтон не сомневался, что Отдел внешних сношений регистрирует все до мельчайшей детали. В дипломатическую почту, конечно, никто не заглядывает, но все прекрасно знают, куда эта почта направляется. Через ворота из исцеленной бронзы он вышел из парка и спустился по лестнице в дипломатический квартал, не думая ни о чем. Он всегда так поступал, когда у него не было ответа на насущные вопросы, – это лучше, чем без конца крутить их в голове, дожидаясь, пока они сотрутся в порошок.

Улицы Копенгагена… Дамы и господа, выходящие из экипажей; изредка – проблеск триколора из перьев на шляпе… Хуже того, один раз он увидел накинутый на плечи тартановый плед. Гамильтон поймал себя на гневной реакции, но затем узнал цвета Кэмпбеллов. Их носитель, юноша в вечернем костюме, был из тех глупцов, что подцепляют в баре иностранный акцент и готовы на любые запретные действия в бессильном протесте против всего мира. На этом шотландцы их и ловят. Собственный гнев вызвал у Гамильтона раздражение: он не сумел сдержать себя.

Он прошел мимо фасада британского посольства, где стоял на страже Ганноверский полк, свернул за угол и немного подождал в одном из тех удобных темных переулков, что составляют альтернативную карту дипломатических кварталов по всему миру. Через несколько мгновений рядом распахнулась дверь, лишенная каких-либо отличительных признаков. Его пригласили внутрь и взяли у него пальто.

* * *

– Девушка пришла к парадному входу, кажется, чем-то расстроенная. Она заговорила с одним из наших ганноверцев, рядовым Глассманом, и сильно разволновалась, когда он не смог ее понять. По-видимому, она решила, что ее не поймет никто из нас. Мы пытались провести ее через осматривающее устройство в вестибюле, но она и слышать об этом не хотела.

Посла звали Байюми, это был мусульманин с сединой в бороде. Гамильтон уже встречался с ним однажды, на балу во дворце, балансировавшем на верхушке одной-единственной волны, которая была выращена из океана и удерживалась на месте в знак присутствия членов королевских семей трех великих держав. Как ему и следовало, дипломат держался корректно и обходительно, так что казалось, будто его высокий пост совсем не имеет веса. Возможно, он и в самом деле не чувствовал бремени своих обязанностей.

– Так значит, она может быть вооружена? – Гамильтон заставил себя сесть и теперь сосредоточенно разглядывал завитки волокон пушечного дерева на лакированной поверхности посольского стола.