Лучшая зарубежная научная фантастика: После Апокалипсиса

Люстр рассказала ему об этом так, словно говорила о погоде. Не с отрешенностью, которой Гамильтон научился восхищаться в своих солдатах, но с фатализмом, вызвавшим у него в ту ночь слабость и испуг. Он не знал, верить ей или нет. Именно кажущаяся убежденность девушки в том, каким будет ее конец, заставила его той ночью возмутиться, повысить голос, снова начать это бесконечное трение друг о друга двух еще не до конца сформировавшихся личностей. Однако на протяжении последующих недель он начал отчасти ценить эти признания, научившись смиряться с ужасным бременем, что взваливала на него Люстр, и слабостью, которую она таким образом проявляла – если все это действительно было правдой, – из чувства восхищения перед девушкой.

Ему довелось совершить еще множество глупых и страшных поступков, пока он был кадетом. Не раз он думал, что потом пожалеет, – но что толку жалеть? Тем не менее одного он так и не сделал: не вышел из своей маленькой комнатушки над гостиницей, не отправился прямиком в свою казарму и не попросил о личном разговоре с лейтенантом Рашидом, чтобы рассказать ему, что эта так называемая дама сочла возможным поделиться с ним тайной своего положения. Этого он не сделал на протяжении всех тех недель, что ему оставались.

И вот, как рок в греческой трагедии или ответ на слишком редкие молитвы, незавершенное дело возвращается к нему снова.

Шестью месяцами позже Люстр Сен-Клер поехала с его светлостью в Лондон, после чего перестала отвечать Гамильтону на письма.

О том, что она исчезла, он узнал лишь потому, что встретил на каком-то балу одного из ее друзей, отвлек даму, державшую его под руку, и подошел засвидетельствовать свое почтение. Тогда-то он и услышал, какой это был ужас, сколько пролилось слез и что ни одна из девушек в услужении у лорда Сёртиса не знает, что случилось с Люстр.

Гамильтон скрыл тогда свои чувства. И продолжал скрывать их впоследствии. Он раскопал об этом деле все что смог – то есть почти ничего. Он поднял все газеты за тот день, какие смог достать, и обнаружил упоминание о дипломатическом инциденте между Сент-Джеймсским двором и датчанами: оба винили друг друга в «недоразумении», в описание которого автор статьи по долгу службы не имел права углубляться более детально, но оно, несомненно, произошло по вине датчан с их вечными заскоками. Читая между строк, Гамильтон смог понять, что нечто потерялось – вероятно, дипломатическая почта. Возможно, эта почта включала в себя Люстр, или это и была Люстр…

А затем его полк внезапно подняли по команде, и он оказался надолго оторван от всего этого.

Месяцы, годы его мутило от того, что он носил в себе, начиная с огромного и внезапного страха тут же, прямо перед ним. Это бремя постоянно висело на нем, лишь постепенно облегчаясь. Однако дело так ничем и не кончилось. К тому времени, как его повысили в звании и начали поручать ему работу в штатском, Гамильтон привык успокаивать совесть, заверяя себя, что у него нет никаких конкретных деталей, которые он мог бы передать своему начальству. Девушка слишком много болтала и не умела вести себя в окружающем мире – но это ведь не доказательства, а всего лишь ощущения.

Этим все и исчерпывалось вплоть до сегодняшнего утра. И вот он вновь услышал ее имя – из уст Турпина, стоя на своем посту перед зданием Королевской конной гвардии.

Имя и новость о ее возвращении после того, как ее пятнадцать лет считали мертвой.

Гамильтон сумел скрыть, насколько эта новость взволновала его. Теперь у него хорошо получалось; его ирландская кровь нынче содержалась в английском сосуде.

Наконец-то он узнал детали, о которых из осторожности запрещал себе спрашивать с тех пор, как начал выполнять задания в штатском. Тогда, годы назад, Люстр была послана в Копенгаген для стандартного обмена информацией, поскольку сведения сочли слишком деликатными, чтобы доверить их вышивке или чему-либо еще, что подвержено прихотям человека и Господа. Турпин не сообщил ему, в чем состояла информация, только то, что она имела пометку «для их величеств», а это означало, что к ней могли иметь доступ лишь коронованные особы определенных мировых держав и избранные ими консультанты. Люстр усадили в парке, где ее встретили агенты датской Службы безопасности и проводили во дворец Амалиенборг. Предположительно. Поскольку ни ее, ни их во дворце не видели. Они попросту не дошли туда, и, выждав установленный час невмешательства, в течение которого предположительно считалось, что они могли отправиться в паб или зайти куда-нибудь перекусить, датчане подняли тревогу. Не нашли ничего; никто ничего не видел. Идеальное похищение – если это вообще было похищение.