И вот этот момент настал. Все часы упражнений и тренировок, все похвалы и брань имамесс словно столкнулись во вневременном миге и превратились в нечто смертоносное, точное и совершенное. Впервые за всю свою изломанную жизнь Бесс выполнила «Холодный шаг вовне» с абсолютным совершенством, она и клинок находились нигде и в нескольких местах одновременно. Элли была почти так же быстра. И с легкостью могла бы быть еще быстрее.
Но все-таки в скорости она уступила.
Или почти уступила.
Но этого оказалось достаточно.
Бесс, расплывчатое пятно металла и мщения, перескочила назад, в обычные измерения занимавшегося рассвета. Вокруг нее, все еще брызгающие и разваливающиеся, разлетались останки Элли с Острова Мертвых. Теперь лишь куски сырого мяса, ничего, что можно было бы назвать живым. – еще даже до того, как они шлепнулись на землю.
Бесс постояла с минуту, переводя дыхание. Затем протерла и убрала в ножны меч. Теперь ей стало понятно, почему кровоцветки на этом лугу цветут столь пышно. Без них разбросанные повсюду ошметки плоти были бы ужасны до невыносимости. Но что-то поблескивало там, безупречное и незапятнанное. Она подняла. Ее клинок раскромсал все – время, жизнь, вероятность, быть может, даже любовь, – но не цепочку с медальоном. Единственную нить, связывавшую все остальное.
Теперь она все вспомнила. Как будто ничего и не забывала. Игры с Даллой – которая называла ее Элизабет, иногда Элли и изредка Бесс – все эти зоны назад, когда она была немногим больше, чем многообещающий призрак. Затем долгие-предолгие боль и пустота, пока ею не овладело нечто вроде остаточной жизнестойкости. То была, подумалось Бесс, та же самая жизнестойкость, что подгоняет любую жизнь бороться за возникновение, даже если в процессе необходимо похитить тело кого-то любимого. Последовали долгие сезоны. Рост или перемены практически не ощущались. Некогда священный остров вокруг нее все более скатывался в разруху и запущенность. Но теперь она была Элли, обладала отвергнутым телом Даллы и оставалась живой, и еще она постигла, что жизнь подразумевает знание, как кормиться, что, в свою очередь, подразумевает знание, как убивать.
Элли всегда была одинока, за исключением нескольких сохранившихся интеллектов из других мавзолеев. Однако до тех пор, пока одним теплым летним утром, когда словно повисший свет был особенно ясен, она не посмотрела вниз за другие огромные острова и не увидела нечто перемещающееся по поляне с дерганой, но все же грациозной непредсказуемостью, она даже не осознавала своего одиночества. И тогда она нашла путь через переплетенные леса, что раскинулись под катакомбами, и в итоге пришла к открытой поляне и стала с восхищением наблюдать, пока ее наконец не заметили, и в размытых вспышках к ней явилось чудовищное создание, на поверку оказавшееся не таким уж и чудовищным.
Но вот этот медальон. Когда-то принадлежавший Далле. Уже когда существо Бесс протянуло его, Элли поняла, что есть лишь одна возможность, как он мог оказаться у Бесс. То время, подобно цепочке медальона, замкнулось и связало их ужасными узами. И тогда Элли поняла, что из них двух выживет лишь одна, ибо она и была тем чудовищем, убить которое прислали это существо.
Момент убийства, когда изящество, мощь и безжалостность суть всё. Однако теперь Бесс вспомнила, как Элли держала лучевой пистолет и как воительница замешкалась и ее лазер выстрелил острыми брызгами. И даже когда Бесс вглядывалась в останки разделанного тела Элли среди кровоцветков, к ней возвращалось воспоминание о горелой вони ее собственного расколотого хитина и брони. В этот рассвет она умерла не один раз, но дважды. И все же она была жива.
Солнце уже совсем взошло. Поляна сверкала росой. Оглянувшись на коляску, Бесс увидела, что люк в ней распахнут и даже на фоне всего этого утреннего сияния вспыхивает огонь алтаря. Наверное, новые поиски. Новые убийства. Или же приказ вернуться на поправку в чугунные стены церкви.
Интеллекты Церкви Воительниц были суровы и жестоки, но в то же время они с распростертыми объятьями встречали тех, кого ни одной другой церкви даже в голову не пришло бы принять. А теперь они вернули Бесс память и придали ей целостность. Теперь она понимала, почему ее прежние поиски представлялись столь бесцельными и почему она так и не ощущала себя воительницей. Но она воистину являлась воительницей, ибо она совершила этот окончательный шаг в холодное вовне и изъянов в ней не обнаружилось.
Бесс таращилась на открытый люк коляски и зловещее, манящее сияние изнутри. Однажды она уже забралась туда, сжимая этот медальон, отправленная в долгий миг забытья начинать жизнь, которая в итоге привела ее сюда же назад. Но вот ее взор обратился к окружающему лесу, и она вспомнила нахлынувшее на нее ощущение различных опасностей и тайн, что таились в нем. И, быть может, чудес.
Коляска ждала.
Из люка призывал свет.
Загудел двигатель.
Бесс из Церкви Воительниц стояла – окровавленная, склонив голову – на поляне безымянного леса и размышляла, в какую сторону ей повернуть.