Мудрые бессмертные остаются дома. Те из них, что общаются с более слабыми созданиями, очень опасны, потому что им на все наплевать. Конрад же был совершенно беспринципным существом.
– А на что похоже? Я оцифровываю красивых марсиан для своего альбома.
– Ты ничего не оцифровываешь. Ты снимаешь биотические следы с неразмеченной территории. Ты переводишь их в информационно-пространственный код с целью скрыть в своем сознании и вывезти с Марса. Это абсолютно незаконно!
– Ой, да брось. Это ерунда. Я же не похищаю марсианских младенцев. Я даже не похищаю древние окаменевшие бактерии – всего лишь крошки простого старого камня. Но некоторые идиоты платят за них восхитительно большие деньги. Кому от этого плохо?
– Бесстыдник! На этот раз ты зашел слишком далеко. Ты не коллекционер, ты обычный вор, и я обязан выдать тебя властям.
– Я так не думаю, ваше преподобие. Мы вышли со станции партнерами, разве не так? И все знают, что ты заядлый коллекционер. Вспомни-ка, я же пытался намекнуть, чтобы ты оставил меня одного, но ты не пожелал этого сделать. А теперь все очень плохо.
Узкие ноздри Боааза раздувались от ярости, глотка раскрылась, обнажая посиневшую от гнева внутреннюю полость. Он попытался справиться с собой, сохранить достоинство.
– Я отправляюсь назад в одиночку.
Он натянул на голову шлем.
Вскоре его гнев утих. Он признал, что сам поступил низко, шпионив за собратом-коллекционером. Он признал, что Конрад, возможно, не совершил особо тяжкого преступления, а только очень, очень плохой поступок. Тем не менее эти спорные «биотические следы» неприкосновенны. Но какая наглость со стороны этого юнца-алеута! Полагать, что Боааз испугается безобразного скандала и поэтому не станет никому сообщать…
А если об этом узнают! Что подумает архиепископ!
Но что если он будет молчать? Конрад прибыл в Баттерскотч с определенной целью, и несомненно, у него есть способы обмануть неврологические сканеры в космопорту. Если Конрад не попадется и при этом никто не пострадает…
Что же делать?
Боааз не мог думать связно. Бесстыдное поведение Конрада перемешалось с кошмарами, беспокойным сном и тяжелым пробуждением. Отметины на стене во внутреннем дворике… Ему требовалось много пространства, он больше не мог вынести это тесное заточение. Боааз остановил багги, проверил скафандр и вышел наружу.
Над ним простиралось небо Марса, слегка линзообразный горизонт придавал ему выпуклость, из-за чего оно напоминало белесую роговицу гигантского слепого глаза. Пыль потоками крови заливала изображение с визора. Боааз находился в эродированном кратере – опасное место. Но никаких признаков угрозы не было, и багги не оседал в почву. Священник спустился вниз и обнаружил под несколькими сантиметрами пыли твердую поверхность. Рядом ползали гастроподы, вдалеке виднелись грузовики: он вернулся на разработанные месторождения. Шет наблюдал, как небольшая машина забирается на шпиль строматолита и «испражняется» на его вершину.
Внутри этих башен, во влажной и теплой из-за химических реакций среде пережеванных отходов происходила настоящая подготовительная деятельность. Во всех местностях, где велась добыча ископаемых, строматолиты вырабатывали кислород. Когда-нибудь на этой планете появятся неизвестные пока сложные биологические формы. Марсиане пытались пробудить к жизни целую новую биосферу при помощи одной только местной органической химии. Нелепые предрассудки, абсурдное терпение. Заставляет задуматься, действительно ли колонисты так хотят изменить свой холодный и неумолимый пустынный мир…
Перед Боаазом промелькнула тень. Он встревоженно посмотрел наверх: быстрый бег облаков означал, что скоро начнется буря. Но небо оставалось безоблачным, солнце клонилось к закату и отбрасывало розовое зарево на марсианский ландшафт – прямо как на картинке из туристических проспектов. Он снова краем глаза уловил движение. Боааз резко повернулся, отчего едва не упал, – и увидел в нескольких метрах от себя голое двуногое существо с гладкой головой и неожиданно тонкими конечностями, почти незаметное на фоне рыжей почвы. Оно будто смотрело прямо на шета, хотя на «лице» отсутствовали глаза…