Лучшая зарубежная научная фантастика: После Апокалипсиса

Он отправился в постель рано, но долго не мог уснуть: его не отпускало смутное ощущение, что он сделал какую-то глупость и ему придется поплатиться за нее. Дикие, опасные существа пытались пробраться в его комнату, скребли по пестрой внешней оболочке Старой станции, старались нащупать слабое место… Вынырнув из беспокойной дремоты, он собрался с духом, чтобы встать и включить прозрачность, хотя – и он отлично это знал – комната его выходила на внутренний дворик, а на Марсе не водились дикие животные. Снаружи было тихо. Прямо перед Боаазом под светом уличных фонарей стояло несколько грубых скал причудливой формы, от них веяло неясной угрозой. Они всегда были на этом месте? Ему казалось, что нет, но кто знает.

Звери затаились, слепые и скрытные, ожидая, пока он снова уляжется на место.

– Я действительно старею, – пробормотал Боааз. – Похоже, мне просто показалось.

Он уснул и видел, будто снова оказался в модуле человеческой женщины. Изабель выглядела моложе и была гораздо оживленнее. Разум его пришел в смятение. Он не знал, каким образом попал сюда или о чем они говорили. Он советовал ей перебираться в город. Жить так близко к древней пустыне небезопасно: ей там не рады. Она рассмеялась и обнажила руку, восклицая: «Мне нигде не будут рады!» Рука была обезображена полосой символов, вырезанных на тонкой человеческой коже. Изабель сунула ему ближе эти символы; он возразил, что не понимает, что они значат, но ей было все равно. Она ждала другого гостя, того самого, который собирался прийти, когда Боааз нанес, свой первый визит. Она впустила священника по ошибке, ему следовало уйти. «Они из другого измерения! – кричала она охрипшим, безжизненным голосом. – Они ждут у врат и готовы броситься и разорвать. Они когда-то жили со мной, они могут вернуться, стоит только немного сдвинуться множеству измерений Пустоты».

Он был потрясен, когда услышал терминологию своей религии. Потянуло ли ее к Бездне? Начал ли он давать ей необходимые наставления? Его огорчал туман в голове: как он мог забыть что-то настолько важное? Затем с невероятным облегчением Боааз вспомнил, что она посещала Сперанцу. Она не была новичком в межзвездном пространстве, возможно, она что-то знала и о верованиях шетов… Но облегчение сменилось волной ужаса: Изабель смотрела куда-то ему за плечо. Тело с возрастом потеряло гибкость, он неловко повернулся. Ощущение чужого присутствия обрело физическую форму: кто-то сидел в кресле. Огромный, как медведь, больше самого Боааза. Извивающиеся щупальца блестящей плоти потянулись к нему, каждую секунду становясь все более четкими и материальными…

Если оно станет полностью реальным, если оно дотронется до него, он умрет от ужаса…

Боааз проснулся, в голове гулко стучало, все тело пульсировало, кровь загустела и поменяла направление во всех сосудах. Кружилась голова, его тошнило, и на грани абсолютной паники он на ощупь нашел аптечку. Дрожащими тонкими пальцами, которые едва его слушались, он натянул маску на рот и тонкие прорези ноздрей и начал жадно глотать кислород.

Немыслимый ужас отступил, давление на черепную коробку ослабло. Сжимая в руках маску, он опустился на бок, заставив заскрипеть прочный прессованный диван. «Это был сон, – сказал он себе. – Просто сон».

* * *

Разумом он понимал, что просто переутомился. Перенапряжение в разреженном воздухе окраины привело к кошмарам. Надо было дать себе больше времени на акклиматизацию. Следующие несколько дней он отдыхал, копался на окрестных месторождениях сразу за Ограждением, одетый в марсианский скафандр с полной экипировкой. В качестве проводника его сопровождал юный сотрудник станции. Добыча оказалась невелика – все-таки Баттерскотч был в Путеводителе, – но Боааз нашел несколько неплохих экземпляров для своей коллекции.

Но кошмары не отступали, и временами ему приходилось бороться с въевшимся убеждением, что они реальны. Он будто бы уже посетил Изабель во второй раз, и там произошло что-то ужасное, что не выразить словами… Больше у Боааза не было спокойных ночей. Мерзкие сны преследовали его – хотя первый сон никогда не повторялся, – и Боааз просыпался в страхе и жадными глотками вдыхал кислород, который уже не приносил облегчения.

Его беспокоило и то, что персонал отеля теперь вел себя с ним по-другому. Раньше они были дружелюбными и, в отличие от шахтеров, никогда не перешептывались и не сверлили его взглядами. Но сейчас дети стали его избегать. Он не очень-то разбирался в человеческих эмоциях, но был уверен: что-то не так. Ану, тот парнишка, который сопровождал Боааза в пустыне, старался держаться от него подальше и почти ничего не говорил. Возможно, дитя смущало то, что Боааз заимел привычку постоянно оглядываться. Наверное, со стороны это смотрелось странно, потому что шет был стар и поворачивался с трудом. Но он ничего не мог с собой поделать.