Лучшая зарубежная научная фантастика: Сумерки богов

— И эти жертвы не будут последними. Для каслонцев пьесы — это оружие, нас контролировали этими текстами. Воплощенные в них верования живут в разуме и душе каждого создания на планете. Они имеют воздействие даже на неверующих.

— Нахид — неверующая.

— Нахид? Женщина–солдат, которую ты принес сюда?

— Республиканский гвардеец, вы послали ее со мной. Она не верит, но сыграла свою роль и помогла мне добраться до монастыря.

Дарий подал мне бокал укрепляющей настойки, словно это он был послушником, а я — мастером. Он сел в свое большое кресло, усадил меня напротив и велел вспомнить каждую деталь миссии. Я так и поступил.

— Воистину удивительно, что ты вернулся живым, — задумчиво произнес Дарий. — Если бы ты умер, пьесы были бы утрачены навсегда.

— Боги не допустили такого святотатства.

— Возможно. Единственные экземпляры сейчас существуют только в твоем разуме?

— Да. Я даже цитировал их Нахид.

— Надеюсь, не слишком обширно.

Я засмеялся и сказал:

— Теперь мы можем освободить Гельветику. Прежде чем пострадает еще больше невинных, вы должны связаться с каслонским колониальным правительством и сказать, что пьесы у нас. Сказать, что они должны остановиться, иначе мы уничтожим тексты.

Мастер поднял руку и пристально взглянул на меня — во время моего обучения я очень часто видел этот жест.

— Сначала позволь задать мне несколько вопросов о твоей истории. Ты говорил, что, как только обрел сознание в имперском городе, бог приказал тебе бежать. Но бег в каслонской столице всегда привлекает ненужное внимание.

— Да. Бишамон, наверное, хотел ускорить мой отлет.

— Но когда ты добрался до портового базара, бог приказал тебе остановиться и зайти в ресторан. То есть сначала ты бежал, напрасно рискуя, а потом зря потратил время и чуть не попался. Где тут смысл?

От усталости я даже думал с трудом. Что мастер пытается мне объяснить?

— Возможно, я не должен был останавливаться. И причина в моей слабости. Я сильно проголодался.

— Затем ты сказал мне, что, когда десантники ворвались на корабль, ты сбежал, послушавшись Нахид, а не божьего слова.

— Лю–Бей вывел нас из машинного отделения. Думаю, в этом кроется причина моего недопонимания…

— И этот металлический человек, которого вы повстречали в древнем городе. Разве он не сказал, что боги хотят смерти Нахид?

— Статуя говорила немало безумных вещей.

— Но она дала тебе устройство, которое вас спасло?

— Да, я воспользовался им. — От стыда я не сообщил мастеру, что ослушался бога, когда тот велел мне бежать.

— Как много парадоксов. — Дарий сделал глоток из своего бокала. — Итак, если мы отдадим пьесы, что случится?

— Гельветика обретет свободу.

— А потом?

— А потом мы сможем поступать так, как пожелаем. Каслонцы не осмелятся нарушить священную клятву. Боги накажут их. Они об этом знают. Они — верующие, такие же как и мы.

— Да, они — верующие. Они подчинятся любому договору из страха перед гневом божьим. Адлан, они верят в то, что информация, которая сейчас хранится в твоем разуме, истинна. Поэтому, как ты и сказал, ты должен отдать мне тексты прямо сейчас, и я распоряжусь ими.

— Распорядитесь? Как вы ими распорядитесь?

— Это не твоя забота, сын мой. Ты все прекрасно сделал и заслуживаешь нашей благодарности. Брат Исмаил избавит тебя от великой ноши, которую ты сейчас несешь.

Наступила тишина. Я знал, что должен был уйти, отправиться к брату Исмаилу, но не двинулся с места:

— Что вы с ними сделаете?

Мастер Дарий не сводил с меня своих карих глаз и тихо произнес:

— Ты всегда был моим любимым учеником. Полагаю, ты знаешь, что я задумал.

Я вспомнил весь наш разговор.

— Вы… вы собираетесь их уничтожить.

— Возможно, я допустил ошибку и должен был приказать тебе уничтожить пьесы в тот самый момент, когда ты получил доступ к архивам. Но тогда я еще не пришел к нынешним выводам.

— Но гнев каслонцев не будет иметь пределов! Нас уничтожат!

— Возможно, нас уничтожат и Гельветика останется в цепях, но, когда пьесы исчезнут безвозвратно, человечество станет по–настоящему свободным. Металлический человек сказал, что, уходя, боги оставили лучшую часть себя. Это очень глубокая и верная мысль. Но нет и секунды, когда бы они не заглядывали нам через плечо. Если мы хотим стать свободными людьми, а не марионетками, за ниточки которых дергают невидимые силы — причем непонятно, существуют они или нет, — бога должны уйти. И начало этому положит уничтожение космогонических пьес.

Я не знал, как себя вести, и по своей наивности сказал:

— Кажется, это неправильно.

— Уверяю тебя, сын мой, все правильно.

— Если мы уничтожим пьесы, это будет нашим последним поступком.

— Разумеется, нет. Время не остановится.

— Может, нет, а может, и да. Если мы потеряем богов, все последующее перестанет иметь смысл.

Мастер Дарий встал с кресла и подошел к своему столу.

— Ты очень устал и очень молод. — Он стоял спиной ко мне. — Я жил в тени богов гораздо дольше тебя.

Он открыл ящик, достал оттуда что–то и выпрямился.